Марта скрестила руки и сказала:

— Нет, и я была бы рада, если бы вы мне сказали, на что вы намекаете, мистер Холт.

— Что кто-то другой — или что-то другое — убил вашего мужа и дочь.

Мне кажется, Марта Карвер не выглядела бы более шокированной, даже если бы я ее ударил. Ее тело на мгновение замерло. Вся краска отхлынула от лица. Ее выражение было настолько тревожным, что я испугался, что она упадет в обморок посреди библиотеки. Но потом все встало на свои места, когда она рявкнула:

— Как вы смеете?

— Простите меня, — сказал я. — Просто я начинаю подозревать, что в тот день произошло совсем не то, что вы подумали.

— Не говорите мне, что я знаю и чего не знаю о гибели моей семьи, — сказала Марта с явным отвращением. — Как вы можете знать лучше меня о том, что произошло?

Я заколебался, зная, что мои слова покажутся откровенной чушью. Даже сумасшествием. Не говоря уже о полной бестактности к судьбе женщины, сидевшей напротив меня.

— Мне сказал ваш муж.

Марта вскочила со стула, прямая и быстрая, как выпущенная из лука стрела. Она посмотрела на меня со смесью злости и жалости.

— Я знала, что вы наивны, мистер Холт, — сказала она. — Это было ясно с той самой минуты, как мне сообщили, что вы купили Бейнберри Холл. Но я не знала — до этого момента — что вы еще и жестоки.

Она повернулась ко мне спиной и начала уходить. Прочь от стола, прочь из читального зала и, наконец, прочь из библиотеки.

Я остался сидеть за столом, чувствуя всю тяжесть вины от слов Марты. Да, с моей стороны было жестоко обременять ее своими вопросами. И, да, возможно, я был также наивен относительно намерений Кертиса Карвера. Но что-то вот-вот случится в Бейнберри Холл. Еще одно воспоминание и повторение. Наивно или нет, но я верил, что Кертис Карвер пытается спасти нас от той же участи, что постигла его семью. И чтобы этого избежать, мне нужно было знать, кто несет за это ответственность.

После еще десяти минут вины и беспокойства я вышел из библиотеки. По дороге я прошел мимо мемориальной доски, посвященной Уильяму Гарсону, а напротив нее — более добрый и мягкий портрет по сравнению с тем, что висел в Бейнберри Холл.

Застыв у картины, я заметил, что внешность мистера Гарсона была не единственной разницей между двумя портретами.

Здесь в правой руке он сжимал трость.

Я сосредоточился на ней, рассматривая каждую деталь. Эбонитовая трость. Серебряная ручка. Уильям Гарсон так крепко сжимал ее, что костяшки пальцев скрючились, словно закаменев. Увидев все это, я вспомнил звук, который слышал несколько раз в предыдущие дни.

Тук-тук-тук.

По моему телу пробежал холод. Такой же ледяной, как в ту ночь, когда я впервые услышал проигрыватель.

«Нет, — подумал я. — Это просто нелепо. Призрак Уильяма Гарсона не бродит по Бейнберри Холл, а его трость не стучит в коридорах».