— Да, болела, — ответила Марта. — И часто. Постоянная слабость и тошнота. Мы не знали причины. Мы водили ее ко всем докторам, надеясь, что кто-нибудь из них сможет понять, что с ней. Мы даже ходили к онкологу, когда предположили, что это какая-то форма рака.

Иметь больного ребенка и быть не в состоянии ничего с этим сделать — кошмар любого родителя. Я уже испытал намек на это с Мэгги, когда мы ходили к доктору Вебер. Но то, что описывала Марта, было гораздо хуже.

— Все тесты были отрицательными, — продолжала она. — Кэти, по крайней мере на бумагах, была абсолютно здоровым ребенком. Самым близким хоть к какому-то диагнозу оказалось предположение врача, что в доме могла быть плесень. Что-то такое, на что у нее одной была аллергия, а на других это никак не влияло. Мы запланировали все проверить. Этого так и не случилось.

Больше она ничего не сказала, давая понять причину.

— Я понимаю, что вам ужасно тяжело об этом говорить, — сказал я, — но не могли бы вы рассказать, что произошло в тот день?

— Мой муж убил мою дочь, а потом себя, — Марта Карвер прямо смотрела мне в глаза, когда сказала это, будто проверяя, отвернусь ли я.

Я не отвернулся.

— Мне нужно узнать, как это случилось, — мягко попросил я.

— Я правда не понимаю, чем вам поможет описание худшего дня в моей жизни.

— Я себе и не помогаю, — ответил я. — Я помогаю своей дочери.

Марта чуть кивнула. Я ее убедил.

Прежде чем заговорить, она поерзала на стуле и положила ладони на стол. На ее лице не было ни единой эмоции. Я понял, что она делает — отстраняется от реальности, пока описывает гибель своей семьи.

— Сначала я нашла Кертиса, — ее голос тоже изменился. Он был безжизненным, почти холодным.

Еще одно отстранение.

— Он был на третьем этаже. В этой его комнате. В мужской пещере. Он так ее называл. Девочкам вход воспрещен. Я сочла бы это смешным, если бы Бейнберри Холл не был таким громадным. У нас у всех там могло быть по несколько комнат.

В то утро меня разбудил шум в пещере Кертиса. Когда я увидела, что его нет в кровати, я сразу же забеспокоилась. Я подумала, что он мог упасть и удариться. Я побежала вверх по лестнице на третий этаж, не понимая, что жизнь, которую я знала и любила, вот-вот закончится. Но потом я увидела Кертиса на полу и поняла, что он мертв. На голове у него был мусорный мешок, а на шее — ремень, и он не двигался. Вообще. Кажется, я закричала. Я не уверена. Помню, как кричала Кэти, чтобы она позвонила в скорую. Когда она не ответила, я побежала обратно на второй этаж и кричала, что ей нужно встать, что мне нужна ее помощь и что ей ни при каких обстоятельствах нельзя подниматься на третий этаж.

Я вообще не думала о том, почему она не отвечает, до тех пор, пока не оказалась в паре сантиметров от двери в ее спальню. Тогда я все поняла. Что она тоже была мертва. Я знала это еще до того, как открыла дверь. И когда я все-таки открыла, то увидела, что это правда. Она лежала там так неподвижно. И подушка…

Горе пронзило ее голос, как топор. Похожее на маску выражение лица исчезло. На его месте было мучительное сочетание боли, печали и сожаления.

— Я больше не могу, — сказала она. — Простите, мистер Холт.

— Нет, это вы меня простите, — ответил я. — Нельзя было на этом настаивать.