И действительно, скоро над дальним лесом поднялись две тяжелые машины и пошли на запад. Их гул едва долетал до нас. Самолеты медленно восходили над лесом и ложились на курс, мальчишки вскакивали, махали руками и негромко кричали. А после садились все так же рядком, прижавшись друг к другу, и ждали новые самолеты.

Умницы они были, эти ленинградцы. Когда на монастырском дворе уже смеркалось и под стенами лежали глухие тени, здесь, наверху, было еще светло и реял ласковый ветерок.

Но Каныга и сюда добрался.

— Пошли, — сказал он однажды, — я надыбал доброе местечко.

Следом за Каныгой и его дружками я поднялся на знакомую площадку. Парни закурили и начали задирать ленинградцев. Они громко разговаривали, смеялись и так, хихикая и передавая друг другу цигарки, вытолкали детдомовцев. Те ушли, даже не взглянув на меня. Солнце светило хорошо, над лесом поднялись самолеты. Мы играли в карты и не замечали их.

Каныга с дружками ходил по деревням даже в будние дни. Порой он заваливался в постель раньше обычного.

— Спать, спать! — говорил он, натягивая одеяло на голову. — По утрянке на дело идем.

Когда я просыпался, постель Каныги была пустой. После этих его исчезновений мы часто собирались в келье, где жили братья Фролкины и Чеботарь. Там на табуретке уже было нарезано сало, а иногда стояла бутылка мутновато-розовой бражки. Каныга наливал себе полстакана, поддевал на финку кусок сала, выпивал, морщился.

— Дрянь бражошка у местных. Темнота народ. Ни хрена не умеют.

Как-то вечером Чеботарь приволок целого гуся. Мы не знали, что с ним делать, а Каныга сказал:

— Пошли в овраг.

Пока мы с Виталькой разжигали костер, парни ножами нарыли глины в откосе оврага, облепили этой глиной гуся и положили на угли.

— Так делают, — говорил Каныга, поворачивая гуся в его глиняном саркофаге. — Я знаю, видел...

Мы ели полусырое, с кровью, жесткое мясо и запивали его брагой. Нам стало весело, мы что-то пели, кричали, выламывались. Незаметно стемнело, начало накрапывать. Мы едва выбрались из оврага — скользили по глине и сырой траве, оступались, падали. Перемазались все к черту!

Однажды Каныга подошел ко мне и сказал:

— Надо похарчиться. Весь запас подъели. Айда с нами! Денек-то нынче, а?

Денек и вправду был хорош. Я подумал: чего же не прогуляться.

У ближней деревни мы остановились.

— Слушай, — сказал Каныга. — Слушай ладом. В этой избе живет наш должник. — Он протянул мне сумку из-под противогаза. — Скажешь: «Маркелыч, за тобой должок», возьмешь сало и сюда. А мы к другим сбегаем.

Когда я вернулся, парни были на месте, словно и не уходили никуда.