Но он не мог сказать ей, что проведет остаток своей жизни в тюрьме, если не совершит самоубийство раньше.

– Обещаю, – солгал он. – Я обещаю.

– Мне понравилось, как мы изменил ветрины в нашей кондитерской, – Мари улыбнулась.

– Т-ты видела? – промямлил Стафорд. – Но как?

– Мне иногда удается тебя навещать, чтобы ты не делал глупостей и не перебарщивал с глазурью на шоколадных тортах.

Они говорили лишь на понятном им языке любви.

– Я так люблю тебя, – на одном дыхании выпалил парень.

Он, поддавшись порыву, прильнул к ее холодным губам, вкладывая в этот жесть все, что он не мог выразить слова. Последнее прикосновение, которое было и прощанием.

А затем, мир в его глазах навсегда заволокла белая пелена.

Он ослеп, а тело Мари рассеялось между его ладоней.

– Прощай, – одними губами прошептал Мортимир.

Всем присутствующим стало неловко. Эдакий противный холод наполнил стены дома, а навязчивое ощущение зимней апатии заставило каждого смотреть себе под ноги.

Розалинд вышла из транса и поднялась на ноги, отряхивая колени.

Свеча перед ней погасла.

– Я ненавижу вас! – закричал Мортимир. – Ненавижу все ваше ведьмино отродье!

– Как ты смеешь говорить так о той, кто спас ваши жалкие шкуры, – Агата озверела. Острые предметы, которые лежали на кухонном полу завибрировали.

Розалинд развернулась к мужчине.

– Вон отсюда, – пугающе спокойно отозвалась Розалинд. – Джонатан, уведи его, живо! Чтобы духа его здесь не было!

– Роза, – вмешался Лоренс.

– Пошел вон! – ведьма вскрикнула, от чего тьма в комнате снова ожила.