Новое взаимопонимание между Рузвельтом и Джеком Морганом стало очевидным в ноябре 1941 г., когда лидер рабочих Джон Л. Льюис отдал приказ о проведении забастовки на угольных шахтах, принадлежащих сталелитейным компаниям. Когда Рузвельт призвал к патриотической сдержанности, Льюис заявил, что его противник также должен быть сдержанным. "Мой противник - богатый человек по имени Морган, который живет в Нью-Йорке", - заявил он. Рузвельту Ламонт выразил протест в связи с этим намеком на то, что U.S. Steel является лишь инструментом Джека. Рузвельт не только встал на сторону Джека, что само по себе было новинкой, но и сделал это с новым радушием. Больше нет классового предателя, сказал он Ламонту: "Я был очень зол на необоснованное, неправдивое и демагогическое заявление Льюиса о Джеке... . . Когда вы увидите Джека, передайте ему от меня, чтобы он больше не беспокоился по поводу нападок Льюиса, поскольку после многих лет наблюдений я с неохотой пришел к выводу, что Льюис - психопат".
Сумев отбросить предвоенные разногласия по внутренним вопросам, Рузвельт и партнеры Моргана стали закадычными друзьями. После того как Ламонт поздравил его с объявлением войны, Рузвельт написал в ответ: "Щедрые слова одобрения от такого старого друга, как вы, очень радуют". Они обменивались шутками, анекдотами и забавными заметками в прессе, в том числе одной, где приводилось обвинение лидера коммунистов Эрла Браудера в том, что Рузвельт подговорил Ламонта и Уолтера Липпманна организовать выдвижение Уиллки. В начале 1942 г. Ламонт провел почти час в Белом доме, рассуждая о том, как США могли бы использовать золото Форт-Нокса в послевоенном мире для стабилизации валют. Рузвельт заявил, что в континентальной Европе Америке доверяют больше, чем Великобритании. Это были те отношения, которых так жаждал Ламонт - полные секретов, доверительных бесед и царапанья спины. Переходя к теме Черчилля, Рузвельт признался Ламонту, что Уинстон не обладал тем экономическим мышлением, которое было у них. (Тем не менее, в 1939 г. британское посольство в Вашингтоне дало Рузвельту такую терпкую оценку: "Его знания по некоторым предметам, особенно в области финансов и экономики, поверхностны".) По просьбе Рузвельта Ламонт выступил на митинге за советско-американскую дружбу в Мэдисон-сквер-гардене - единственный раз, когда Том выступал на политической арене вместе со своим сыном Корлиссом, придерживавшимся левых взглядов.
Укреплению связей между Рузвельтом и Домом Морганов способствовало то, что оба они чувствовали себя в осаде одних и тех же изоляционистских сил. Весной 1942 г. Леффингвелл заявил президенту, что для ведения военных действий необходимо больше парадов, духовых оркестров и размахивания флагами. Согласившись с ним, Рузвельт добавил, что "настоящая беда не в людях или лидерах, а в банде, которая, к сожалению, сохранилась, состоящей в основном из тех, кто был изоляционистом до седьмого декабря и кто сегодня руководствуется различными мотивами в своем стремлении внести раскол в страну". Таким образом, новое согласие между Рузвельтом и Морганами соответствовало старой политической аксиоме о том, что враг моего врага - мой друг. Война окончательно установила мир между Белым домом и домом Морганов.
ГЛАВА 24. ОТРЫВКИ
В первые военные годы произошло окончательное преобразование компании J. P. Morgan and Company из частного партнерства в корпорацию. Этот судьбоносный шаг в истории Morgan был сделан только после длительных обсуждений в библиотеке Пьерпонта Моргана. Объявляя о преобразовании в феврале 1940 года, Джек совершил беспрецедентное появление на пресс-конференции. Он стал председателем совета директоров, Джордж Уитни - главным управляющим, а Ламонт - главой исполнительного комитета. Отказавшись от партнерской формы, Джек был вынужден продать место на Нью-Йоркской фондовой бирже, купленное Пирпонтом в 1895 году. Будучи частным банком, партнеры подвергались полному риску потерь. Но они с радостью принимали этот риск, чтобы сохранить в тайне положение своего капитала и не допустить проверки бухгалтерских книг. Эта традиция в немалой степени способствовала таинственности и могуществу фирмы.
Почему же произошли изменения? Банк опасался быстрого истощения капитала по мере старения трех самых богатых партнеров: Том Ламонт, Чарльз Стил и Джек Морган. Стил умер в Вестбери (штат Нью-Йорк) в середине 1939 г., проведя последние годы жизни за игрой в поло со своими внуками. Если Джек Морган или Ламонт тоже скоро умрут, это может привести к серьезной утечке капитала. Депрессия, налоги на наследство и подоходный налог сократили активы банка со 119 млн. долл. в 1929 году до 39 млн. долл. в 1940 году. Переход к акционерной форме собственности позволил наследникам продать свои пакеты акций без ущерба для капитала банка. Было также желание войти в трастовый бизнес, который был закрыт для партнерств. В 1927 г. American Telephone and Telegraph профинансировал первый крупный корпоративный пенсионный план, и Morgans хотел завладеть подобными огромными пулами капитала.
Были и другие удары по традиционной отстраненности Morgans. В 1942 г. он вступил в Федеральную резервную систему - до этого он был самым крупным держателем - что было связано с активной скупкой государственных облигаций, которая была главным занятием Уолл-стрит в военное время: в Корнере проходили митинги "Займа Победы", на которые собирались огромные толпы перед биржей, украшенной флагами. Теперь впервые депозиты Дома Моргана на сумму около 700 млн. долл. стали объектом федерального страхования вкладов. Кроме того, в 1942 году владельцами акций Morgan стали не только восемьдесят-девяносто человек, в основном родственники и друзья, которые контролировали их до этого. Синдикат, возглавляемый компанией Smith, Barney, предложил 8% акций Morgan публике - впервые простые смертные смогли купить часть банка Morgan. Это позволило расширить круг владельцев и повысить стоимость акций, находящихся в доверительном управлении. В качестве последнего оскорбления традиций J. P. Morgan and Company раскрыла информацию о своих доходах в проспекте эмиссии.
В этот переходный период прекратилась и связь Morgan со своим филиалом в Филадельфии, компанией Drexel and Company. Филадельфийская фирма привела Дрекселей, Бидди, Бервиндов и другие семьи Мэйн-Лайн в лоно Моргана. Как сказал Пьерпонт Арсену Пужо, "у нее только другое название, что объясняется моим желанием сохранить имя г-на Дрекселя в Филадельфии". В 1940 г. 23 Wall завладел депозитами Drexel, закрыл филадельфийский офис и продал название нескольким филадельфийским партнерам, создававшим инвестиционный банк. Позже И. У. "Табби" Бернхам объединил свою компанию Burnham and Company с возрожденным Drexel, и впоследствии это знаменитое имя украсило подразделение Drexel Burnham Lambert, занимающееся продажей проблемных облигаций.
Чтобы получить право на членство в фондовой бирже, в 1941 г. Morgan Stanley стала товариществом. Теперь его преследовали брандейсовские "разрушители доверия", которые преследовали J. P. Morgan and Company и рассматривали Morgan Stanley как просто модернизированную версию первоначальной компании. Мгновенный успех Morgan Stanley вызвал подозрения, поскольку она управляла четвертью всех выпусков облигаций, по которым велись переговоры, со времен Гласса-Стиголла. Во время слушаний во Временном национальном экономическом комитете в 1939 и 1940 гг. председатель комитета, сенатор Джозеф О"Махони из Вайоминга, отказался поверить в то, что J. P. Morgan ушел из инвестиционной банковской деятельности: "Теперь, когда Закон о банковской деятельности разделил две функции, которые раньше были слиты воедино, Morgan Stanley в инвестиционной сфере занял аналогичное доминирующее положение, которое ранее занимал J.P. Morgan". Юрист SEC Джон Хаузер выдвинул теорию заговора, согласно которой Morgan Stanley считался "юридической фикцией", созданной партнерами J.P. Morgan для обхода закона Гласса-Стиголла. Возмущенного Гарольда Стэнли неоднократно спрашивали, выполняет ли он приказы 23 Wall после принятия закона Гласса-Стиголла. "Мы были отдельной, отделившейся организацией", - настаивал он. "Мы владели и управляли бизнесом. Наши деньги были вложены в обыкновенные акции". Несмотря на его отрицание, SEC обвинила J. P. Morgan and Company в том, что она использовала свое влияние на Dayton Power для получения бизнеса для Morgan Stanley.
Усугубляло претензии Morgan Stanley на самостоятельность то, что большая часть привилегированных акций принадлежала сотрудникам J. P. Morgan and Company. По утверждению SEC, это создавало "идентичность материальных интересов" между двумя домами Morgan, а также "эмоциональную" и "психологическую" привязанность. Таким образом, Morgan Stanley начал покупать привилегированные акции, а руководители J. P. Morgan продавали их своим женам, сыновьям, внукам и т.д. - прозрачная уловка, которая никого не обманула. Чтобы раз и навсегда покончить с "жупелом" контроля над J. P. Morgan, 5 декабря 1941 г. Morgan Stanley погасил и аннулировал свои привилегированные акции. На этом формальные связи между двумя компаниями закончились, хотя множество нематериальных связей связывали их на протяжении десятилетий.
В этот момент кампания против Уолл-стрит перешла на более низкую передачу. Во время войны инвестиционно-банковский бизнес находился в состоянии покоя, поскольку Министерство финансов просило андеррайтеров воздержаться от новых выпусков облигаций, чтобы не конкурировать с государственными облигациями. Поэтому реформирование инвестиционно-банковской деятельности застопорилось вплоть до судебного процесса над Мединой в первые послевоенные годы. Тем временем, перейдя на партнерскую форму, Morgan Stanley отступил в мир "таинственности и достоинства", как позже назвал его судья Медина, как раз в то время, когда J. P. Morgan выходил на свет солнца.
После первоначального ворчания Джек Морган дружелюбно вписался в свою новую роль председателя совета директоров. "То, чего он ждал с отвращением, ему совсем не показалось неприятным", - сказал Рассел Леффингвелл. 31 января 1943 года Джек председательствовал на первом открытом собрании акционеров J. P. Morgan and Company, Inc. Это было приятное, осеннее время для него: война сняла обвинения в злодействе Нового курса, и все говорили, что Джек не выглядел таким счастливым с тех пор, как умерла Джесси, восемнадцать лет назад. Он с удовольствием нянчил своих английских детей войны и почти каждые выходные той осенью ходил на утиную охоту. Были и более мягкие занятия, в том числе новое хобби - фотографирование цветущей вишни и других цветов.
Мягкотелый и доброжелательный Джек был гораздо более заметен. Каждый вечер он останавливался поболтать с охранниками Пинкертона в Матиникок-Пойнт и благодарил их, когда они открывали ворота, охранявшие поместье. Играя в нарды с Джоном Дэвисом по пять центов за партию, он выигрывал и дразнил дворецкого Дэвиса, что тот вот-вот потеряет свою зарплату. Он наблюдал за мелкими деталями жизни. Каждое утро на одном и том же повороте дороги он пропускал молодого соседа, ехавшего на работу в противоположном направлении; когда тот проспал и они прошли дальше по дороге, чем обычно, Джек сатирически погрозил ему пальцем в знак упрека.
В конце февраля врачи дали Джеку положительное заключение перед отъездом на отдых во Флориду, на спокойную рыбалку на берегу Мексиканского залива. Однако в поезде до Бока-Гранде у него начались проблемы с сердцем, за которыми последовал мозговой инсульт. Его верный камердинер Бернард Стюарт сумел доставить его в арендованный коттедж в Gasparilla Inn, зимнем курорте на барьерном острове, и нью-йоркский кардиолог, доктор Генри С. Паттерсон, приехал, чтобы позаботиться о нем. Джек прожил менее двух недель. Он умер в коме 13 марта 1943 г., и его тело было доставлено на север в специальном пульмановском вагоне, прицепленном к линии Seaboard Line.
Даже в смерти Джека и Пьерпонта Моргана можно было провести жуткие параллели. Оба умерли в возрасте семидесяти пяти лет, и снова известие о смерти было задержано до закрытия фондового рынка, чтобы не нарушить курс акций. Последовавшие за этим объемные некрологи занимали целую полосу, как и положено главам государств. Газета New York Times отметила: "Частный банковский дом J.P. Morgan & Co. . занял такое положение в мире и такое место в международных финансовых делах, какого не достигал даже дом Ротшильдов в период своего наивысшего могущества". Газета назвала Джека последним финансовым титаном - то же самое они говорили о Пирпонте, - отметив, что впервые после ухода Джорджа Пибоди банк Morgan возглавил не Морган. Том Ламонт занял пост председателя правления.
Похороны Джека тоже напоминали похороны Пирпонта. Перед отпеванием в церкви Святого Георгия на площади Стайвесант он покоился в библиотеке Пьерпонта Моргана. В службе участвовал чернокожий баритон Гарри Берли, который пел на похоронах 1913 года. Над Нью-Йоркской фондовой биржей и Корнером вновь развевались полумачтовые флаги. Двенадцать сотен скорбящих, прибывших под проливным дождем, едва заметно отличались друг от друга: их торжественно провожали к своим местам директора двух банковских домов - J. P. Morgan and Company и Morgan Stan. P. Morgan and Company и Morgan Stanley. После кремации прах Джека был отправлен в Хартфорд для захоронения на кладбище Cedar Hill, рядом с могилами Пирпонта и Джуниуса.
В своем завещании Джек увековечил традицию щедрости Пьерпонта, в том числе создал трастовый фонд в размере 1 млн. долл. для своих престарелых домашних слуг. Генри Физик, тридцатичетырехлетний дворецкий Джека и человек, проявивший изобретательность во время покушения в 1915 году, получил 25 долларов; 000. Его сорокалетний секретарь Джон Экстен, нанятый еще девятнадцатилетним мальчиком, получил 50 000 долларов, как и Белль да Коста Грин. С патерналистским размахом, в стиле Пирпонта, Джек выдал шестимесячную зарплату тем, кто давно работает в банке, и трехмесячную тем, кто был принят на работу совсем недавно.
Как и после смерти отца, всех удивила относительная скромность состояния Джека - всего 16 млн. долл. до уплаты налогов и расходов, 4,6 млн. долл. после. Следуя традициям торгового банкинга, он оставил основную часть своего имущества сыновьям, Джуниусу и Гарри. Семьи его дочерей, Николсов и Пеннойеров, будут пользоваться престижем, но не таким большим состоянием, как фамилия Морган. За свою жизнь Джек передал примерно 35 млн. долларов, в том числе 15 млн. долларов Библиотеке Пьерпонта Моргана и 9 млн. долларов Метрополитен-музею. Его состояние было растрачено не только на филантропию. После смерти Джесси он сохранил фантастическую снисходительность: колоссальные яхты и царственные поместья.