Марк бормочет, что знает. Он знает. Он тысячу раз обдумывал это, и, конечно, так поступать плохо, но все-таки.

— Меня так влечет к тебе, — вздыхает он, кладя руку мне на бедро, настолько холодное и деревянное, что рядом с ним даже равнодушный подлокотник дивана кажется чувственным. — Ничего не могу с собой поделать, это сильнее меня.

Конечно, соблазнительно, должно быть, трахнуть шлюху, не тратя при этом ни цента. Не спорю. Я вскакиваю и бесшумно закуриваю сигарету. Вздыхая, Марк заламывает себе пальцы:

— Не знаю. Я не могу выбросить тебя из головы.

Он встает с мукой во взгляде:

— Я мастурбировал, думая о тебе.

Странно, но меня это совсем не трогает. Никаких мыслей в голове.

— Должна сказать тебе, что из-за моей работы секса у меня в десять раз больше, чем надо. Чаще всего он отвратительный, но все же это секс. Поэтому я с трудом вижу, что выигрываю в данной ситуации.

Марк тоже мало что видит. Да и как бы он мог? Ему, должно быть, уже достаточно сложно признать причину своего появления у меня. Ну правда. Поглядите, даже его желание разговаривать испарилось. Он молча таращится на меня. Его ожидание настолько осязаемо, что мои нервы понемногу сдают.

— Раз уж ты заявился ко мне, мог хотя бы ради приличия…

— Приличие?

— Сказать, что хочешь только секса. Больше ничего.

Потому что я не настолько глупа, придурок, пусть моя наивность и заслуживает пощечины — заслуживает, по правде говоря, чтобы я дала себя трахнуть. Ну неужели обязательно было быть тупым настолько, чтобы вообразить, что мы будем разговаривать?

Марк путается в своем отстойном монологе, в котором лишь раз маячит что-то, похожее на честность. В конце концов он признает, что да, именно «физической стороны» ему и не хватает. Другими словами, той маленькой, тепленькой коробочки между ног у какой-нибудь девушки, куда он сможет сложить свою тревогу и обиду на жену — такую чистую, мать его ребенка. Это теплое и влажное убежище, где он сможет забыть самого себя и почерпнуть силы, чтобы оставаться милым, нежным, любящим и убитым чувством вины, возвращаясь домой этим вечером.

— Да, как я и думала, тебе нужен секс.

Несмотря на то, что живости у меня как у мертвой козы, Марк все равно не собирается никуда уходить. Он сидит, берет мои руки в свои, запинаясь, несет ослиную чушь и местами почти умоляет. Момент самый что ни на есть подходящий, чтобы быстро и грубо вышвырнуть его. Но я только невнятно произношу:

— Значит, именно этого ты хочешь. Секса и больше ничего. Без размышлений, ничего такого. Brainless sex.

И раз уж Марк выдавливает из себя жалкое хихиканье трусливого мужчины, неспособного сказать «да», я, не оборачиваясь, иду к своей комнате, дверь которой открыта настежь. Кровать, на которой, по моим воспоминаниям, у меня не случилось ни одного стоящего секса.

— Пошли тогда.

Ничто не удерживает Марка на краешке дивана. Его не пугает даже мой ледяной голос, звучащий более профессионально, чем обычно. Я слышу, как он бежит, словно подозванная собака, слышу щелканье его подошв, ставшее громче от высоких потолков. Пока он приближается ко мне со спины, я внезапно со злорадством вспоминаю, что у меня нет презервативов. И я готова поспорить на целое королевство, что у него тоже.