Кушанья подавала Клавдия Никитична, приветливо приглашая всех отведать ее стряпни:

— Не обессудьте, пожалуйста. Мы с Ириной Алексеевной готовили. Фома-то Кузьмич плотником стал.

— От скуки на все руки, — отозвался повар.

Мать хлопотала тут же, одетая в простенькое серое платье и белый передник.

— Как горничная! — ворчала она. — Кажется, скоро и прачкой сделаюсь!

— Налегайте, господа, на мясо и рыбу, — посмеивался Дубов. — Хлеб по норме, по карточкам, а прочего вдоволь.

— С такой заменой норма не страшна, — заметил отец, ничего не ответив на реплику мамы.

Андрей Матвеевич раскупорил бутылку коньяку. Налил мужчинам по стопке.

— Жаль, мало вина захватили, придется угощаться только по большим праздникам. А сегодня — за успешное начало работ! За новый городок, что закладываем мы своими руками! За будущее, господа!

Мужчины, не стесняясь, ходили в сорочках, без пиджаков. Реже брились. Дубов настойчиво торопил с работой, но строго вел счет праздникам и воскресным дням, дням полного отдыха.

— Шесть дней делай, седьмой — господу твоему, — соглашался Фома Кузьмич. — Это уж так положено. Закон.

Работал он старательно и споро, показав себя неплохим плотником. За эти дни он загорел, посвежел, стал подвижней.

— Жирок-то мы с вами, Андрей Матвеевич, малость спустим. В пользу нам работенка.

Дубов добродушно улыбался:

— Курорт…

Строительная площадка быстро заполнялась лесом. Срубленные и очищенные от коры и ветвей деревья подвозили на лошадях. По всем правилам, по шнуру, заложили фундамент под дом, благо камня всюду было много. Выкопали несколько ям, поставили столбы, обозначилась линия будущей ограды. Ее решили сделать в виде частокола из высоких тонких молодых сосенок, с заостренными концами. Гвоздей было мало, железо заменяли деревом. Усадьбу строили около склона горы, у пещер, которые предназначались для кладовых после некоторого переоборудования.

Заложили первые венцы жилого дома. Бревна клали добротные, толстые, ровные. Одна сторона дома с парадным ходом и верандой выйдет наружу, остальные три — в ограде. Рядом наметили скотный двор.

— Отстроимся — хорошая усадьба будет. Огородимся — не подступись ни зверь, ни лихой человек, — радовался Дубов. — А все наш дорогой Борис Михайлович, без него бы пропали. Он да Фома Кузьмич — форменно наша надежа. А мы все… — Дубов покосился на Риснея и на своих сыновей, — неженки, белоручки, барчата. Вот Владека я хвалю. Трудится на совесть, значит, дельный человек из него получится.

В трудах и заботах незаметно прошел август. Посвежело. Лес в верхней части своей, у каменного обрыва, стал украшаться багряными и золотыми красками. Осень опускалась на долину медленно, не спеша. Обильней становились туманы по утрам. Посеянная полоска озимой ржи оделась в изумрудную зелень. Зяблевое поле, приготовленное под весенний сев яровых и для овощей, под огород, жирно отливало черноземом.

Большой шестистенный дом весело желтел свежеструганными бревнами. Высокий островерхий частокол окружал усадьбу. Рядом заложены были постройки конюшни, хлеба для коров и овец. Поднимался частокол и вокруг скотного двора. Вдали желтело небольшое легкое строение, наподобие будочки. Это соорудили ванную на теплых ключах.