Глава двенадцатая. Не все ли равно, хитростью или доблестью победил ты врага?

Уровень летальности[41] в больнице имени Буракова колебался в пределах полутора процентов, что соответствовало среднему показателю по стране (медицинская статистика уже вернулась в допандемийные границы). Просматривая полученные от Ерофеева копии историй болезни, Данилов обратил внимание на ничтожно малое количество секций.

Посмертного исследования тела, которое врачи называют «секцией», а не врачи – «вскрытием», нельзя избежать в тех случаях, когда предполагаемая причина смерти не ясна, когда есть подозрения на то, что смерть могла носить насильственный характер, а также при смерти от инфекционного процесса. Во всех остальных случаях родственники умершего могут настоять на том, чтобы вскрытие не проводилось. Зачастую администрация стационаров идет навстречу родственникам даже в тех случаях, когда секция имеет важное практическое значение. Смерть близкого человека – тяжелая травма (во всяком случае – для большинства людей). Незачем усугублять горе, настаивая на проведении секции, если от нее можно отказаться в рамках закона. Патологоанатомы не обидятся на то, что у них стало меньше работы, напротив – только рады будут.

Существует одно важное обстоятельство, скрытое от непосвященных. Если не было вскрытия, то не будет и несовпадения прижизненного и посмертного диагнозов, не будет разбора истории болезни умершего на больничной комиссии по изучению летальных исходов и, следовательно, не будет выводов, которые подчас приводят к внезапным административным перестановкам. И если в былые времена для снятия главного врача, начмеда или заведующего отделением должно было накопиться определенное количество несовпадений, этакая своеобразная «критическая масса», то в эпоху интернета для организационных выводов достаточно одного-единственного случая, способного вызвать громкий скандал. И совсем не обязательно, чтобы от неправильного лечения скончалась какая-нибудь знаменитость, смерть рядового человека (условно «рядового», поскольку рядовых людей не существует) тоже может иметь большой резонанс, если грамотно «раскрутить» случившееся по принципу «вали кулём, потом разберём», начиная с долгого ожидания врача при поступлении и заканчивая грубостью среднего и младшего медицинского персонала. В ход идут любые средства, включая и сфальсифицированные. Люди привычно верят фотографиям, считая их неопровержимыми доказательствами, но фотографии могут быть постановочными или «отфотошопленными».

Весной 2022 года в одной из московских больниц знатно поразвлеклись двое оболтусов, учившихся на пятом курсе лечебного факультета Университета демократического сотрудничества. Сфотографировав несколько лежащих на каталках пациентов (кого-то только что доставили в отделение, а кого-то готовились везти на исследование), студенты смонтировали две фотографии якобы переполненных коридоров терапевтического отделения, в котором людям приходится лежать на каталках, поскольку коек на всех не хватает. Фотографии были выложены в сеть. Любого медика подобная «сенсация» только насмешила бы, поскольку медики знают, что каталки являются более дефицитным ресурсом, нежели койки, но непосвященные ужаснулись и забили во все сетевые колокола.

За фотографиями переполненных коридоров последовали шокирующие фотографии загаженных туалетов. Как впоследствии признались инсталляторы, нужный эффект был достигнут при помощи кабачковой икры, которой они израсходовали не менее килограмма.

Фотографии больничного обеда тоже впечатляли – плесневелый хлеб, прозрачный бульон, в котором плавали три вермишелинки, колобок слипшихся макарон и половинка котлетки… Под фотографиями были приведены названия из меню – «булка диетическая», «куриный суп с вермишелью и картофелем», «говяжьи котлеты с макаронами и зеленым горошком». Но «вишенкой на торте» стала фотография расчетных листков, свидетельствующих о том, что ординатор[42] терапевтического отделения получает в месяц тридцать пять тысяч шестьсот шестьдесят шесть рублей, а заведующий отделением – четыреста девяносто пять тысяч (вот что бы ровно полмиллиона не указать?). Разумеется, листки тоже были фальсификацией, но светлые человечки с беспокойными сердцами и куриными мозгами поверили цифрам. Поверили и забили во все колокола, до которых только смогли дотянуться.

Главный врач больницы начал не с оправданий, а с проведения внутреннего расследования, которое позволило быстро установить виновных. Оболтусам пришлось выбирать между модным в наше время публичным покаянием на камеру и отчислением из универа. Разумеется, они выбрали первое. Светлые сетевые человечки попытались разжечь на старых углях новый скандал – «ах-ах, их заставили оболгать себя!» – но эта затея успеха не имела. Разумеется, на основании сфальсифицированных фотографий главного врача или заведующего терапевтическим отделением не сняли бы, но скандал, который не удается погасить сразу, может повлечь за собой департаментскую, а то и министерскую проверку. Ну а где идет проверка, там непременно выявляются различные нарушения, количество которых свидетельствует о профессионализме проверяющих. А порой случается и так, что главному врачу говорят из департамента: «Мы все понимаем, но и вы нас поймите правильно – раз уж настолько «засветились», то лучше бы вам уйти».

Но вернемся к секциям. Порой, в тех случаях, когда над головой нависает дамокловым мечом третья категория расхождения диагнозов, врачи пытаются избежать неприятностей, вынуждая родственников умершего к отказу от вскрытия тела. В таких операциях важную роль играет младший медицинский персонал. По двум причинам. Во-первых, санитаркам бояться нечего, они не являются должностными лицами и, вообще, спрос с них маленький, практически никакой. И даже если уволить санитарку «по инициативе работодателя», то такая запись в трудовой книжке не помешает ей тут же устроиться на новую работу. Это в главные врачи у нас очередь стоит от нулевого километра, а младшего медицинского персонала повсюду не хватает. Во-вторых, санитаркам пациенты и их родственники верят больше, чем врачам, поскольку не подозревают их в причастности к медицинской мафии. И верно – станет вам мафиози шваброй махать или судна из-под лежачих выносить! На такие подвиги способны только честные люди, для которых духовные блага важнее презренных материальных (амбиции, мотивацию, образование и прочие факторы, располагающие к продвижению по иерархической лестнице, можно в расчет не брать).

– У нас начальство понятливое, – начинает нашептывать «добрая» санитарка. – Если вы напишете заявление с отказом от вскрытия, то вам непременно навстречу пойдут. Главный и его замы понимают, что негоже человека в последний путь провожать с мозгами в животе и печенью в черепе.

– С мозгами в животе и печенью в черепе?! – ужасаются родственники, оглушенные свалившейся на них утратой.

– Хорошо, если со своими, – добавляет санитарка. – Могут и чужие внутренности засунуть, с этих алкашей станется, они же никогда не просыхают.

В том, что патологоанатомы «никогда не просыхают», народ верит легко – а зачем им просыхать, ведь они с мертвецами дело имеют, которые жалоб не пишут и претензий не предъявляют. Так-то оно так, но патологанатомическое отделение контролируется администрацией стационара так же жестко, как и все прочие. Кроме того, помимо секций, патологоанатомы занимаются дачей заключений по гистологическим препаратам, и любая ошибка здесь чревата различными неблагоприятными последствиями, начиная с выговора и заканчивая судимостью. Короче говоря, обстановка не располагает к возлияниям.

– Вы напишите заявление и идите к заму по медицинской части, – воркует сладкоречивая сирена. – Как подпишет, можно будет сразу тело забрать, а то придется ждать, пока эти архаровцы удосужатся вскрытие провести. Некоторые по неделе ждут, а холодильники в нашем морге слабые, так что приходится родного человека в закрытом гробу хоронить…

«Ложь в тысячу раз цветистее правды, но правда в десять тысяч раз дороже лжи», говорил Конфуций и был абсолютно прав. Поддавшись «добрым советам», родственники пишут заявление и одним возможным расхождением диагнозов в больнице становится меньше. В среднем и общем без секции забирают около тридцати процентов умерших, но в больнице имени Буракова в октябре двадцать второго года секции проводились в одном случае из пятнадцати и сведущим людям это говорило о многом. Согласитесь, что между тридцатью и девяносто тремя процентами – огромная разница.

«Вот еще пять копеек в твою копилку доказательств», сказал внутренний голос.

«Это фальшивые пять копеек, – возразил Данилов. – К делу их не приложить, потому что истории написаны идеально, все необходимые обследования проведены вовремя и в полном объеме, соответствующем установленному диагнозу. Формально все в ажуре и если я скажу, что, по моему скромному мнению, пациент Липаритский умер не от прогрессирующей бронхиальной обструкции, а от нераспознанного острого трансмурального инфаркта миокарда на фоне астматического статуса,[43] то меня с моим мнением пошлют куда подальше и будут совершенно правы. Эксгумацию на основании моих домыслов никто не санкционирует, да и вообще может его кремировали, а у пепла ничего не спросишь… Наличие в крови тропонина[44] можно списать на ошибку лаборатории. Надо же – обо всем позаботились, а такую важную «мелочь» из виду упустили. На любую старуху бывает своя проруха, это точно…».

«Мелочи» обнаружились в четырех историях болезни. В трех случаях можно было заподозрить, что врачи больницы имени Буракова пропустили свежий инфаркт (всего лишь заподозрить, а не утверждать наверняка), а в четвертом диагностировали острый субэндокардиальный[45] инфаркт передней стенки левого желудочка вместо прободной язвы желудка. В анамнезе отметили, что пациент страдает язвенной болезнью в течение двадцати трех лет, но не подумали о том, что внезапное ухудшение состояния могло иметь не сердечную, а желудочную причину. В пользу прободения язвы свидетельствовали темпы ухудшения самочувствия пациента, более характерные для трансмурального инфаркта миокарда и такой симптом, как выраженная бледность кожи и слизистых оболочек. Явно имелись и другие важные симптомы, могущие направить диагностический поиск в верном направлении, но на них не обратили внимания или же убрали их при доведении истории болезни «до ума». Первой ошиблась бригада скорой помощи, доставившая пациента с диагнозом инфаркта в кардиологическую реанимацию. Нередко случается так, что вместо критической оценки диагноза, выставленного на предыдущем этапе, его подхватывают и идут в указанном направлении, не обращая внимания на альтернативные варианты. Возможно, что по истечении некоторого времени ошибка была бы исправлена, но пациент, поступивший в двадцать один час сорок семь минут, умер в половине восьмого утра, буквально перед осмотром заведующего отделением Кайнова, который начинал день с беглого обхода, и только потом проводил пятиминутку и участвовал в дистанционном утреннем совещании администраторов.