Робер предложил принять по глотку, чтобы я оправилась и промочила горло. Полагаю, в основном он опасался еще одного перерыва в сериале. Я в общем–то была рада паузе, потому как начиная с этого места моя история становилась чертовски запутанной, и я не очень представляла, как ее протолкнуть, даже при том, что мои три раззявы были просто даром небесным в том, что касалось заглатывания любой мути, от ужей до сабель и прочих более–менее заточенных предметов. У меня самой ком стоял в желудке, настолько продолжение было неудобоваримым. Я вцепилась в идею хронологической последовательности — только она могла мне помочь самой разобраться в этой истории, которую я охотно отсекла бы от моей жизни, как отсекают засохшую ветку, и пусть гниет за забором. Я вытрясла из бутылки последний глоток и вспомнила невероятное блаженство, которое испытывала в камере предварительного заключения, сидя вместе с… их лица мгновенно всплыли в памяти, но мне хотелось непременно вспомнить каждое имя, потому что в то время я общалась с людьми, каждый из которых был личностью со своей историей. Что там ни говорят, а кутузка, особенно изнутри — это мощнейшая штука.

— Так тебя выпустили, или что? — Квази прервала ход моих размышлений.

— А ты как думаешь? Что меня поместили в номер люкс, дабы я оправилась от перенесенной травмы?

— А ты еще и заболела? — спросила Салли.

Робер, чувствуя, что я сейчас взорвусь, поспешил вмешаться. Его имя предрасполагало к роли словаря[10]:

— Подумай немного, Салли. Это ужасно — убить кого–то, когда ты к этому не привык. Ты сам меняешься, становишься другим. Тебя это травмирует. Короче, тебе хреново.

— Как убийце Жозетты?

— Ну, ему это, может, нравится.

— Одно другому не мешает. Например, как тому типу, которого ты лапала сегодня утром, Салли, — пояснила Квази. — Ты его травмировала, но может, ему тоже понравилось.

— Что за тип? — напрягся Робер.

— Он сам на меня наткнулся, — с большим достоинством уточнила Салли.

Робер вскочил на ноги:

— Кто? И где это?

Квази вмешалась с многоопытным видом:

— Закрой пасть, Салли, не говори ничего. Нарвешься на взбучку.

Я покрепче вцепилась в вожжи:

— Вы мне сказали, что вы влюбленные, а не пара. А это уже вонючие семейные разборки. Заткнитесь, или сами будете рассказывать вместо меня.

— А чо, реальность — это тоже интересно, — взбунтовалась Квази.

— А камера предварительного заключения — это, по–твоему, не реальность? В камере нас было четверо. Маргарита Бриндуа, которая воровала еду для своих детей, мясо. Я не шучу. Хлеб ей, возможно, и простили бы, но мясо — кого она из себя строит, миллионершу, что ли — марш в тюрьму!.. Хочешь еще реальности? Еще там была Сюзанна Ришпен, обколотая вусмерть, она орала все ночи напролет, потому что ей не давали успокоительных таблеток. А еще Эва Ролен, старая рецидивистка, она воровала вещи из машин.

Салли посчитала на пальцах: