— Нам нужны деньги, а деньги лежат в банке.

— У нас даже пушек нет, ты рехнулась?

— К черту, Квази. У меня здесь счет, можешь себе представить.

— Сказка про Золушку, — попыталась она пошутить, но если не считать старых сиреневых подтеков, кожа ее постепенно приобретала известковый оттенок.

— Заходим. Черт, ты видела свои руки? Спрячь их. Ты сядешь в какое–нибудь кресло и будешь ждать, поняла?

Она посмотрела на меня, как на маньяка, который предлагает на выбор прыгнуть со скалы в пропасть или в море, и мы ступили внутрь, чуть было не оказавшись через долю секунды снаружи. Трое служащих бросились к нам, чтобы выдворить вон. Я ухватила Квази, готовую повернуть обратно, и, упершись широко расставленными ногами, заорала, что меня зовут Доротея Мистраль, что у меня здесь была куча денег, что эти деньги до сих пор здесь, и я желаю немедленно видеть кого–нибудь из дирекции.

Я расслышала шепот:

— Она сумасшедшая, нужно вызвать полицию, не беспокойтесь, — это чтобы успокоить нескольких клиентов, испуганных превращением их маленького частного банка, тихого и рафинированного, в рыбный базар.

Дьявол, да как же его звали, такой косоглазый и лысый, старый приятель отца…

— Винегрет! Я хочу видеть месье Винегрета!

— Возможно, месье Эгрета? Он вышел на пенсию. Успокойтесь, прошу вас, и идите за мной.

В банках не любят беспорядка, и мадам Бутрю, как она представилась, — стальной взгляд, такой же шиньон и костюм из блестящего джерси, как змеиная кожа, — не имела ни малейшего намерения дать пожару разгореться.

— Ваша… подруга, возможно, могла бы подождать снаружи?

— Возможно, нет. Она пойдет со мной.

Я потянула за собой упирающуюся Квази, и им наверняка пришлось потом долго оттирать ковер, потому что за ее штиблетами потянулась глубокая жирная борозда до самого кабинета, принадлежащего мадам Бутрю, которой я наконец протянула руку, предварительно силой усадив Квази в кожаное кресло, и повторила:

— Доротея Мистраль.

Я увидела, как она замялась, прежде чем пожать мою пятерню, и проследив за ее взглядом, заметила, что у меня такие же длинные и черные ногти, как и у моей сподвижницы. Она едва прикоснулась к моим пальцам, раздула — о, чуть заметно! — ноздри, и быстро прошла за свой стол.

Я в свою очередь тоже села и облокотилась на ее девственно чистую столешницу. Она покраснела. Не столько из–за моей близости, сколько из–за того, что слишком долго задерживала дыхание. Кстати, за время нашей краткой беседы она пыталась попеременно дышать то носом, то ртом, но так и не нашла приемлемого решения.

Я спросила о состоянии моего счета.

— Послушайте, мадам Мистраль, я хорошо знаю моих клиентов. Вы к ним не относитесь. Поэтому либо вы мирно уйдете, либо я буду вынуждена вызвать силы правопорядка.