– Мы один раз забыли про крышку и лишились двух вареных лобстеров, – пояснил Юхан.

– Не мы, а ты, – ухмыльнулся Мартин.

– Вот именно, – покачала головой Люкке и повернулась к Карин: – Помнишь Сару, мою подругу?

Карин кивнула.

– Мы крестили Вальтера одновременно с младшим сыном Сары и Томаса. Их родственник священник, так что все можно было организовать без проблем.

Карин напрягла слух:

– Чей родственник? Священник? – переспросила она.

– Мне кажется, родственник Сири, – сказал Мартин. – Может, даже брат.

– Правда? Брат? – изумилась Люкке. – Не уверена. Во всяком случае, наш священник заболел и его забрала скорая. Родственник Сири был на пароме, услышал про крестины и предложил свои услуги.

– Как его звали? – спросила Карин и тут же мысленно поправила себя – точнее «зовут». Чёртов Фольке.

Мартин покачал головой.

– Не помню. Но это написано в церковных бумагах. Только вот где они?

Мартин подошел к встроенному шкафу и достал папку, подписанную «Вальтер». Полистал ее, но сдавшись, открыл указатель.

– Во всем важен порядок, – произнес он. – Священника звали Симон Невелиус, – сообщил он и закрыл папку.

Вот оно как, подумала Карин. Им с Роббаном стоило спросить отца Симона, как он связан с островом.

Элин натянула белый передник на черную юбку и собрала волосы в узел. Перед выходом бросила взгляд в зеркало. Неплохо, констатировала она, но долго ли будет держаться? Фру Хофдан подошла к ней сзади.

– Береги себя, – сказала она и погладила Элин по щеке. Элин улыбнулась. Что бы она делала без помощи этой пожилой дамы.

Холод пробирал до костей. Шел снег. Короткая юбка совсем не защищала от ветра и снега, который проникал даже внутрь кожаных сапог. Но мысли Элин витали далеко, и на эти неудобства она не обращала внимания. Ноги сами несли ее к цели.

Элин продала дом, который Арвид купил для них с ребенком, и вложила большую часть выручки в ресторан.

Через пару месяцев о новом ресторане начали говорить, и у Элин от клиентов отбою не было. Она подобрала хороший персонал. И в баре всегда теперь сидели гости, ожидая, что столик освободится, или кто-то не придет. Впрочем, часто это ожидание было напрасным.