– Не бойся, – успокаивает он. – Уж кто-кто, а я-то знаю, как лечатся ушибы и вывихи – падал чаще, чем надо. Еще бы, с малых лет верхом. И себя научился врачевать, и других бедолаг. У меня с собой льняное масло и кое-что еще. Поверь мне, больнее не будет.
Так, приговаривая, Альфонсо стягивает с Лукреции рубашку, смачивает ладонь маслом и осторожными движениями начинает втирать его в кожу жены от плеч и ниже.
Она не сопротивляется и только просит:
– Ой! Потише! Хватит, милый!
– Потерпи еще чуток. А теперь попробуй перевернуться на живот.
Ей это удается.
Она то и дело продолжает вскрикивать, но постепенно стоны ее приобретают новую тональность:
– Ах! Ох! – и дыхание становится неровным.
Альфонсо шепчет:
– Если хочешь, я перестану.
– Нет, нет, ради бога, я чувствую, что мне уже лучше, даже совсем хорошо. Продолжай, милый. Ни капли не больно. Я люблю тебя. Помажь еще. И вот тут тоже. И тут… И тут… Кажется, из ада я перебралась в чистилище, а скоро буду в раю.
Что страстно любила Лукреция
Лукреция страстно любила поэзию, сказочные истории, а еще больше – живопись, особенно картины, на которых реальность соседствует с фантастикой, а радости бытия с ужасом смерти, – как у фламандского художника Иеронима Босха, слава которого дошла в те времена и до Италии. Впрочем, к чему далеко ходить – и в самой Ферраре, в палаццо Скифанойя, стены были расписаны сюжетами, привлекавшими Лукрецию. Взять хоть Зал месяцев. На фресках в верхней части стен, ближе к потолку, изображены несущиеся на роскошных колесницах олимпийские боги, покровительствующие временам года; посередине – знаки зодиака: Овен, Рак Лев, Дева и другие; а еще ниже – сцены обычной мирской суеты: то белые кролики обоих полов, вожделенно бегающие друг за другом, то юноши и девушки, обнимающиеся и обменивающиеся быстрыми поцелуями, то множество младенцев, смеющихся и плачущих. Именно здесь, перед этой фреской, исполненной ароматом весны и восторгом зарождающейся жизни, Лукреция в один прекрасный день почувствовала головокружение и едва не упала в обморок. Слава богу, кто-то из свитских дам успел ее подхватить, а другие запричитали: «Какое счастье! Наша госпожа беременна!»
Вечером в доме дʼЭсте устраивают большое торжество: еще бы, наконец-то родится долгожданный наследник! Герцог счастлив, Альфонсо радуется не меньше, его поздравляют придворные и друзья. Звучат шутки, молодежь позволяет себе и довольно сальные; старшие стараются пропускать их мимо ушей.
Во время застолья Лукреция обнимает мужа и шепчет ему на ухо:
– Мне хотелось бы отпраздновать событие, повторив нашу первую ночь.
Альфонсо тихонько отвечает:
– Ты не поверишь: я только что и сам подумал о том же.
И, не сговариваясь, они восклицают хором: «Зáмок в зáмке!»
Присутствующие с недоумением переглядываются.