Большой зал, погруженный в полутьму. Горят только несколько светильников, расположенных по углам. Еще два стоят на высоких подставках, непосредственно возле одной из стен, перед огромным портретом с небольшой черной лентой, пересекающей угол. Перед ним неподвижно замер представительный седовласый мужчина в вычурном, украшенном золотом и драгоценностями, одеянии.
Он пристально смотрит на изображение, видя, правда, совершенно другое, оставшееся в памяти, даже спустя столько лет. Губы беззвучно шепчут слова, что он так мало говорил при жизни той, кто нарисован на портрете и так много после. Затем, сомкнув их в тонкую жесткую линию, мужчина переводит взгляд на то, что получил только сегодня утром и сейчас, бережно держа в руках, никак не находил в себе сил положить на давно предназначенное место. О предшествующей этому трагедии он пока старался не думать. Позже. Когда все тщательно расследуют и доложат.
Наконец, мужчина решается, наклоняется и аккуратно ставит его на небольшую скамейку, прислонив к стене. Делает шаг назад и, возвращая взгляд на портрет, негромко произносит:
— Прости дочка, но мне пора идти. Вечером я обязательно загляну к тебе снова.
И, резко развернувшись, быстрыми шагами пройдя через зал, скрывается за дверью. А вслед ему, уже в который раз за столько лет, с портрета смотрят ярко-голубые глаза, привычно ожидая нового возвращения. Но с этого момента они были уже не одни. Большая мягкая игрушка, медвежонок с синим бантом на шее, уютно устроившись под портретом, теперь тоже готовился встречать и провожать, помогая в этом новому другу-портрету. И нарисованной на нем своей копии, которую держали маленькие девичьи руки.
…
Проследовав через несколько комнат, мимо застывшей в неподвижности стражи, мужчина вышел к большой двухстворчатой двери. Посмотрел на стоявшего рядом и заметно нервничающего человека, который, впрочем, увидев его, сразу успокоился. Коротко выдохнул сосредотачиваясь. Начинался очередной, кажущийся бесконечным, рабочий день. И только поздно вечером опять будут портрет и… сын, с которым, как постоянно обещал себе мужчина, он никогда не повторит предыдущей ошибки. Нельзя оставлять общение на потом. Так как этого «потом» может просто не быть.
Сухой едва заметный кивок, гордо выпрямленная голова, увенчанная небольшой диадемой, распахнувшиеся створки дверей и громкий, наполненный важностью голос сбоку:
— Внимание! Его Королевское Величество Эрик Люцифиано!
Глава 18
Случайности не случайны. Часть 2
Кап-кап. Вода. Не где-то, а тут, прямо в камере. Из отверстия в потолке, стекая по желобку вдоль стены в противоположный угол и пропадая в небольшой дыре. Может кого-то это и будет раздражать, сводить с ума, но меня почему-то успокаивает. Дарит ощущение движения и времени. А значит, доказывает существование реального мира. В моем текущем состоянии наверно это сейчас самое важное.
Нет, тело уже не болело. Почти. Легкая ломота в костях, постоянный озноб и ощущение втыкающихся иголочек, когда я пытаюсь совершить какое-нибудь движение, не в счет. Терпеть можно. Да и делать что-то, будучи скованным цепями, смысла никакого нет. Боль от вспыхнувших после возрождения эмоций тоже утихла. Не исчезла полностью, а просто ушла внутрь, правда, постоянно о себе напоминая. Голод особо не беспокоил, хотя то странное месиво, что приносили в плошке, слабо напоминало еду. Но я был непривередлив и закидывал в себя, не обращая никакого внимания на вкус. Все равно же не пирожки Марты. Желудок заполнен и хорошо. С водой, вообще, проблем не было. Подставил рот под капли и пей сколько влезет. Так что ничего не мешало главному и единственному занятию — вспоминать. Точнее, моим попытками это сделать.
Увы, успехи были довольно скромными. Только сейчас, когда появилось время, чтобы все тщательно проверить, я увидел, сколько дыр и даже целых кусков памяти отсутствует. Причем ряд провалов появились совсем недавно, уже после столь неожиданного, оставшегося также непонятным, перемещения из деревни возле замка неизвестно куда. От части воспоминаний были лишь отдельные перескакивающие через зияющую пустоту фрагменты, смысл которых, вообще, ускользал от понимания. Хорошо, хоть кто я и как зовут, не забыл: Элинэ Сатинэль Люцифиано — дочь герцога Даниэля Люцифиано. Недавно исполнилось двенадцать лет, первое совершеннолетие. Даже дату рождения помню. Как-то так. Вот только… почему являясь женщиной, я говорю в мужском роде и чувствую себя мужчиной?! И ведь это появилось не сейчас, даже помню, как испытал удивление и шок, когда осознал себя после… после чего? Болезни? Несчастного случая? Полная пустота и ни одного ответа.
Самое первое воспоминание относится к тому моменту, когда я очнулся в постели, а на меня смотрел отец, а рядом стоял его друг Анри. Остались ощущения радости и счастья исходящие в тот момент от папы. Помню его объятия и слезы, когда мне опять стало плохо. Помню, как меня, похоже, заново учили говорить и рассказывали обо всем вокруг. Причем делалось это мысленно, через возникшую между нами «связь». Артефакт за спиной, позволяющий ходить. Стражники и прислуга замка, внимательно следящие за каждым шагом, стараясь делать это ненавязчиво. Непонятные эмоции любопытства, страха и умиления.