— А герцог и епископ считают, что дело уже сделано. Осталось только прийти и забрать сокровища. Когда они с рыцарями говорили об этом, мне стало даже жаль твоего друга. Он хоть и дракон, но защитил тебя и отару от альпийских волков. Бескорыстно помог нам, рискуя собственной жизнью. В конечном счете, он ни в чем виноват и не заслужил подобной участи. Так что твое известие обрадовало меня, сынок. Я полностью на стороне дракона. У меня, конечно, есть личная обида на герцога и епископа. Но главное не в этом. Люди, подобные Люше, герцогу и епископу, страдающие безудержной тягой к обогащению, подло наживающиеся на несчастьях других, к сожалению, очень редко меняются. В их глазах лихорадочный блеск алчности. Сердца их черствы, а души ржавчиной разъедает скаредность. Это гнилые люди. И нет лекарства от жадности. Эта болезнь лечится только радикально. И я очень хочу, чтобы твой дракон их хорошенько полечил.

— Я тоже.

— Ну, ладно. Иди, успокой маму и ложись. Выспаться не получится. Через час я тебя разбужу. Герцог не должен ничего заподозрить. Ни к чему ему знать, где ты провел ночь. Сегодня погоним овец вместе. И ты сможешь передохнуть, и мне так будет спокойнее. А потом, все-таки интересно, чем все это кончится.

Никос улыбнулся и побежал в дом.

Когда на востоке из-за гор показалось багровое, словно окровавленное солнце, Добруж, притаившийся за Выступом Гордецов, задремал. Сказывалось утомление боем, ранение и бессонная ночь. Ему снилось, что они вместе с Никосом летят над Изумрудной долиной. Чувство бескрайнего простора, свободы и беспричинной радости переполняло грудь. Они были вместе и были счастливы. Затем друзья приземлились на лугу у большого валуна, где первый раз встретились. И тут Добруж увидел родителей, в жаркий полдень утолявших жажду из ручья. Он хотел заговорить с ними, но стоило ему приблизиться, как отец-дракон поднял голову, улыбнулся, увидев сына, открыл пасть, чтобы что-то сказать, но вместо этого заржал, как конь:

— Иго-го!

Затем голову подняла мать-дракониха и тоже заржала:

— Иго-го!

Сон превращался в кошмар. Добруж в растерянности оглянулся на Никоса, но друг нахмурился и тоже заржал:

— Иго-го! Иго-го!!!

И тут Добруж проснулся. Из-за каменного выступа доносились приближающийся топот копыт, людские голоса, скрип повозок. Солнце стояло высоко. Он чуть не проспал! Еще несколько минут дремы, и он мог никогда не проснуться. И все из-за каких-то алчных людишек. Добруж разозлился. Сейчас он покончит со всем этим. Даже хорошо, что они, сами того не ведая, так близко подобрались к нему. Меньше шансов произвести выстрел из баллисты. Добруж вылетел из укрытия.

Его взору предстал поредевший отряд. Сегодня его возглавляли воевода Тордье и указывавший дорогу лавочник Люше. Далее ехал монсеньор герцог Жером Алурийский в сопровождении Бриссона и Жуаеза. Тяжелораненные Фуко и Шервиль не смогли сопровождать сюзерена. Следом шли гвардейцы. Далее ехали повозки.

Не теряя времени, Добруж стремительно полетел к повозке с баллистой. Епископ Липский Грегориус попытался развернуть свою «малышку» для выстрела, но не успел. Дракон буквально залил повозку пламенем. Длинное одеяние на епископе загорелось. Грегориус с криком упал на землю и стал кататься по ней, пытаясь погасить огонь. Жак с Эмилем бросились помогать его преосвященству. Но уже через минуту прокопченный и злой епископ в прожженном и дымящемся одеянии вскочил на ноги и закричал:

— Баллисту! Спасайте баллисту! Сбивайте пламя!

Жак с Эмилем бросились исполнять приказ, однако испуганные лошади, не чувствуя руки возницы, уже понеслись по лугу вместе с горящей повозкой в сторону деревни.

— Держите коней! Остановите повозку!!! — взвыл епископ.

Жак, Эмиль и оруженосцы бросились в погоню, но догнать испуганных лошадей им было не под силу. Сделать это могли только рыцари на резвых конях, но те защищали герцога, атакованного теперь Добружем.

— Берегитесь, монсеньор! — крикнул Бриссон. Благодаря ему, продемонстрировав завидную ловкость, герцог успел увернуться от когтей дракона, пригнувшись к седлу.

Добруж пролетел над самой его головой, задев хвостом белоснежный плюмаж шлема, но ухватить герцога когтями за плечи и вырвать из седла не удалось. Только шлем свалился с головы его светлости и покатился по земле. Со стороны могло показаться, что дракон оторвал регенту голову. Гвардейцы ахнули. Но, спустя мгновение герцог Алурийский выпрямился в седле, и его золотистые локоны рассыпались по плечам.

— Ура монсеньору!! — закричали воодушевленные гвардейцы и бросились в бой защищать герцога.