Никос был удивлен и встревожен. Особенно смущало его внимание соседей, которые, бросив все дела, с интересом разглядывали важных гостей. Мальчик покраснел и опустил голову.

— Ну-ну, не смущайся, — промолвил герцог и, наклонившись к Никосу, тихо добавил: — Послушай, мы привезли твоего отца домой и очень устали с дороги. Надеюсь, в благодарность ты позволишь доблестным рыцарям переночевать в вашем доме? О солдатах не беспокойся. Они расквартируются в деревне.

Никос окончательно растерялся, но тут раздались торопливые шаги. Он почувствовал, как на плечи легли теплые мамины руки, услышал её приветливый голос:

— Конечно! Милости просим в дом, Ваша светлость! Извините сына, он не привык к таким именитым гостям. Мы люди простые, так что не обессудьте, если что не так. Располагайтесь в доме, ужин скоро будет. Никос, напои лошадей.

Герцог с улыбкой выпрямился в седле, обернулся и махнул рукой солдатам. Золотистые локоны снова пошли волнами по его плечам и, словно повинуясь их игре, а не мановению руки герцога Алурийского, отряд пришел в движение, с довольным гамом расползаясь по деревне.

И в этот миг мальчик увидел отца. Сначала он его не узнал. Он просто увидел, как двое гвардейцев вытащили из второй повозки человека со связанными руками. На левой скуле его красовался лиловый кровоподтек, нижняя губа была разбита, а на воротнике рубахи бурыми пятнами запеклась кровь. Бедняга посмотрел на них. Мать почему-то до боли стиснула плечи Никоса, и только тут он понял, что избитый мужчина — его отец.

Один из гвардейцев подтолкнул старосту алебардой в спину, и повел к сараю.

Никос был потрясен. Казалось, он потерял дар речи. Мама тоже ничего не сказала. Она развернула сына и направила в сторону дома. Все вокруг двигалось, шумело. Солдаты, подгоняемые воеводой, переговаривались на бегу, тащили в дом сундуки, распрягали господских коней, набирали воду из колодца, не забывая подмигивать деревенским девушкам. В этой кутерьме мать и сын Софиади молча проследовали в дом. Сразу за порогом Хельга быстро заговорила:

— Это какое-то недоразумение, сынок. Ты не волнуйся. Папу обязательно отпустят. Главное — разобраться, что случилось. Я попытаюсь все узнать. Ты не встревай и лучше просто помалкивай, чтобы не сболтнуть лишнего, так как пока не ясно, в чем папу подозревают. А сейчас помоги мне накрыть на стол и сбегай к Виктору за молодым вином. После еды и выпивки даже у господ языки развязываются. Тогда и будем думать.

Никос смог только кивнуть. Мама погладила его по голове, поцеловала в макушку и сказала:

— Ну, за дело!

Работа в данный момент была единственным утешением. Мальчик принес воды и стал помогать накрывать на стол. Обязанности отвлекали от тяжелых мыслей, но перед глазами снова вставало лицо отца.

Когда Никос вернулся от Далонье с полным кувшином лучшего вина, трапеза была уже в самом разгаре. За столом вместе с герцогом и епископом восседали воевода и несколько рыцарей. Прислуживали юные оруженосцы — чуть постарше Никоса. Кубки с вином все чаще стучали друг о друга. Пили во славу и за здоровье короля Бия V, за мудрость и щедрость монсеньера герцога Жерома Алурийского, за силу и опыт воеводы Тревора Тордье, за смелость и разные подвиги присутствующих рыцарей — Бриссона, Жуаеза, Фуко и Шервиля, а также, за успех предстоящего похода. И хотя языки у компании давно развязались, а у некоторых рыцарей уже изрядно заплетались, о характере и цели похода ничего сказано не было. Или, возможно, за стуком посуды в многоголосом шуме Никос просто не разобрал нужных слов.

— Сынок, сбегай в сарай и отнеси солдатам поесть и выпить, — сказала Хельга, вручая корзину и кувшин Никосу. И, заметив, как при этих словах герцог бросил в их сторону строгий, но уже хмельной взгляд, добавила громче: — И возвращайся поскорей. Еще дел невпроворот.

Никос посмотрел маме в глаза и понял ее замысел. Он улыбнулся, кивнул и быстро скрылся за дверью.

Перед дверью сарая дежурили два гвардейца. Никос заметил, как тоскливо они вытягивают носы в сторону дома, как жадно и напряженно прислушиваются к шуму трапезы, непроизвольно облизываясь и глотая слюну.

— Мама велела угостить вас, — робко сказал им мальчик, подойдя ближе.

— А вот это дело, сынок! — радостно пророкотал дородный краснолицый стражник, тот, что был постарше, и обратился к напарнику: — Эмиль, слушай сюда. Был приказ охранять старосту, а не сарай. Староста внутри, под крышей и в тепле. Значит и мы должны быть рядом с ним, не спускать с него глаз, а не мерзнуть на дворе на голодный желудок, черт меня подери! За домом под навесом я приметил небольшой стол с инструментами. Предлагаю оставить инструменты под навесом, а стол перенести сюда.

— И то верно! У меня во рту пересохло, и живот крутит с голоду. Все по домам, а мы, как собаки, на улице. Надо все сделать по-людски, — откликнулся в сердцах Эмиль и, принимая корзину и кувшин у Никоса, добавил: — Спасибо тебе и твоей маме, мальчик.

Затем стражники отправились под навес за столом, на котором отец обычно занимался мелкими столярными работами по хозяйству. Никос осторожно заглянул в сарай и у дальней стены увидел связанного отца. Их глаза встретились. Мальчик не успел и слова сказать, как послышались голоса возвращавшихся гвардейцев.