Илье сразу вспомнились батины слова о том, что Болеслав может стать опаснейшим врагом, а потому…
– Нет, не надо.
– Ты выполнишь мою просьбу?
– А ты уверен, что Болеслав меня отпустит?
– Об этом я позабочусь, – заверил Горацек. – Завтра мы займем Детинец, а послезавтра отправляйся. Если не терять время и почаще менять лошадей, то на четвертый-пятый день ты увидишь своего князя.
Глава 8
Горацек не соврал: на следующий день Болеслав занял Детинец. Без боя. Ода с сыновьями и верными германцами беспрепятственно покинула Гнезно.
В отличие от польских бояр и их людей. То есть эти тоже вознамерились отбыть из столицы по домам, где непременно начали бы пакостить Болеславу, но дружинники князя проворно отделили их от германцев и повязали. Ода было возмутилась, но Болеслав напомнил, что гарантировал неприкосновенность только мачехе, ее сыновьям и ее людям, то есть – германцам. А те, кого он взял под стражу, – не ее, а его подданные, и на них клятва не распространяется.
Поскольку у Болеслава было куда больше воинов, протестом всё и ограничилось.
Пленных же вывели на площадь перед Детинцем, где им было предложено выбрать: идти ли им прямо, то есть принести клятву верности молодому князю, или проследовать налево, где их ожидали палачи.
Одлилен и Прзибивой, мятежные бояре, которых Илья видел на пиру, с гордостью отказались. Одлилен напомнил, что Болеслав дал им слово, что их жизням ничто не угрожает. Правда, речь шла только о вчерашнем пире, но ведь в клятве этого не прозвучало. Так что если Болеслав действительно такой хороший христианин, как утверждает, ему следует бояр немедленно отпустить. И их людей тоже, потому что даже если их люди и сделали что-то, неугодное Болеславу, то ответственность за них несут их господа.
Болеслав задумался.
Илья ожидал, что решительный князь плюнет на словесные уловки и отправит обоих на плаху. Тем более что и плахи, и палачи уже ожидали в готовности…
Но Болеслав его удивил.
– Верно, – сказал он очень серьезно. – Именно так я и сказал. И хорошо, что ты напомнил, боярин, о моей клятве и о Господе нашем, заповедовавшем прощать врагов и не отнимать их жизней.
Илья поморщился, вспомнив Владимира, который после Крещения тоже не желал карать татей… Выходит, и этот – туда же.
Толпа, внимавшая князю, зашумела. Кому-то пришлось по душе милосердие Болеслава, но большинству точно не понравилось. Оду здесь, в Гнезно, полагали чужой, равно как и поддержавших ее бояр.
– «Не убий!» – сказано в Писании! – прогремел Болеслав. – И слово мое крепко! Но там же, в Писании, сказано: «Око за око!» Так что жизни я вам, бояре, оставлю, а вот глаза придется отдать!
Одлилен с Прзибивоем дружно завопили, но на сей раз протесты не помогли. Отволокли к палачам и ослепили.
– Жестоко, – пробормотал Маттах. – Лучше смерть.