Нравился Илье князь Болеслав. С ним было легче, чем с Владимиром. Может, оттого, что молод князь Польский и порывист? А может, доверительность льстила.
Илья себя ставил высоко, но Польский князь повыше. А говорит с Ильей, будто с равным. Планами делится, рядом сажает. Видно: Илья ему тоже нравится. Однако Болеслав ни слова не говорит о том, чтобы Илья перешел к нему на службу. Разбирается в людях Болеслав. Догадывается, что получит отказ, а получать отказы не любит ни один правитель.
– Славно быть воином, брат! – Гудмунд хлопнул Илью по спине. Его, как победителя, тоже нынче посадили высоко. Выше княжьих ближников. – Война и пиры! Вот оно, счастье!
Илья хмыкнул. Меч германца оставил на боку свея заметный след. К счастью, неглубокий. И ребра уцелели. А войди железо на пару вершков глубже – и закончилось бы счастье Гудмунда Праздничные Ворота. Вместе с жизнью.
Сам Илья почти не пил. Заметил, что Болеслав ограничился двумя кубками, а третий только пригубляет, и тоже решил воздержаться. На этом пиру не только друзья собрались. Вон Ода, вдовая княгиня. Страшная женщина. Не лицом, лицо обычное. Взглядом. Разок посмотрела на Илью – будто ядом плеснула. И ему сразу захотелось нарушить отцовы заветы и пришибить бабу чем-нибудь тяжелым. Злоба ее не за то, что Илья рыцаря с коня сшиб, а потому, что он, Илья, рус. Гридень великого князя Владимира. И выходит, что это Владимир его рукой бьется на стороне Болеслава. Тому не особо-то и нужна поддержка Руси. Зато неплохо продемонстрировать: удара от Киева в спину Болеслав не ждет.
А справа от вдовы, что интересно, не воевода или боярин – священник важный. Глянула на Илью Ода, что-то шепнула священнику, и тот тоже на руса уставился. И тоже злобно. Этому-то что не нравится? Вон Болеслав Господа через слово поминает. И уже раз десять поклялся веру Христову защищать повсеместно и язычников просветить, докуда его, Болеслава, конь доскачет.
– Господин рыцарь…
Воислав Горацек. Главный советник Болеслава. Можно сказать, наперсник.
– Господин рыцарь, можно тебя отвлечь ненадолго?
Илья поднялся, поймал взгляд Рулава, качнул головой: пируйте, всё хорошо.
Они с чехом отошли в укромное место за колонной.
Чех неспешным движением кисти шуганул миловавшуюся впотьмах парочку, присел на скамью, похлопал ладонью, приглашая Илью занять место рядом.
– Собеслав сбежал, – сказал он. – Твой князь победил. Теперь Болеслав ждет его в Гнезно. Так они уговорились.
– Неужто князь сам не управится с мачехой? – подковырнул Горацека Илья.
Чеха он недолюбливал. С того самого раза, когда впервые увидел его в краковском замке Болеслава.
– Князь будет огорчен, если Владимир не сдержит обещания. – Выпад Ильи чех пропустил мимо ушей. – И было бы неплохо, если бы ты, рыцарь, поспешил к своему князю и напомнил, что Болеслав его ждет.
– Думаешь, у великого князя Владимира плохая память? – прищурился Илья.
– Не злись, рыцарь, – примирительно произнес Горацек. – Я сейчас не голосом Болеслава говорю, а своим собственным. И говорю так, будто не ты сейчас предо мной, а твой отец или твой брат Богуслав. Говорю с тобой как с мужем умудренным. Вникаешь?
Илья удивился. Но кивнул. Как скажете. Можно и в умудренного мужа поиграть. В перерывах между пирами и битвами.
– Мало ли почему твой князь может забыть о своем обещании. В жизни всякое бывает, – продолжал чех. – А своего князя я знаю. Он очень разумен для своих лет, но всё же он немногим старше тебя, а потому наверняка обидится, если Владимир забудет о приглашении. Твой князь пришелся ему по душе… Тем больше будет обида. Надо ли нам с тобой, чтобы между Русью и Польшей возникла обида?