— Насколько я тебя знаю, со всяким быдлом ты работать не станешь, — улыбаюсь я. — Так что исполнители, наверное, все же не простые.

— Люди — золото, — уверенно кивает Кер. — Работают без осечек. А простые потому, что головой работать не любят, хотя в своем ремесле равных им не сыскать. Требуется тебе, к примеру, чтобы человечек ненужный незаметно исчез, да так, чтобы и через сто лет следов от него не нашлось — сделают. Выкрасть что-то или кого-то, проследить за кем-то незаметно — и тут им цены нет.

Жак тяжело вздыхает:

— Эх, что и говорить, у покойного графа все работало, как часы!

— Ну что же, — говорю я, — раз уж мне все равно придется собирать собственную команду, пусть я с самого начала знаю, что работаю с настоящими профессионалами. Хватит любительства, и никаких поддавков. Жак, я принимаю твоих людей.

— Есть у меня один вопрос, Робер, — улыбается Жак с некоторым напряжением. — Скажи, а тебе никогда не приходило в голову, что мы, как люди полностью лишенные предрассудков и рыцарского благородства, можем попросту отобрать у тебя деньги?

— Разумеется, приходило, — растягиваю я губы в ответной улыбке.

Жак легонько, почти незаметно отшатывается, из чего я заключаю, что в моих глазах нет и тени веселья. Отвечаю я ему медленно и спокойно, без всяких там истерических взвизгиваний.

— Именно потому все вы будете работать на разных направлениях, и в разных странах, никогда не встречаясь друг с другом. И потом, я не какой-то безвестный рыцарь-наемник, в руки к которому попало столько золота, что он не может его удержать. Я, дружище, ныне барон, с собственным замком, челядью и дружиной. И ты сам знаешь, чей я теперь родственник!

Мы глядим друг другу прямо в глаза, и во взгляде моем Жак без труда читает, что мертвецу деньги ни к чему, и лучше синица в кулаке, чем стилет в спину. Я стираю с лица улыбку, голос мой ровен:

— Итак, ты поможешь мне?

Жак Кер кивает, и крепким рукопожатием мы скрепляем сделку. Я протягиваю Жаку небольшой кожаный кошель, заглянув внутрь, тот одобрительно кивает.

— На эти камешки, — медленно говорит Жак, — я смогу открыть десяток банков.

— Не увлекайся, — усмехаюсь я, — лучшее — враг хорошего. И экономь деньги, нам они понадобятся.

И тут же хлопаю себя по лбу.

— Совсем забыл за всеми этими хлопотами! Жак, мне потребуется от тебя еще одна услуга. Надо пристроить младенца в добропорядочную семью. Я хотел бы, чтобы малыш вырос в доме, где работают с деньгами. Если он хотя бы наполовину пошел в отца, быть ему финансовым гением!

— Твой? — спрашивает Жак. — Впрочем, неважно. Мой младший брат с женой давно мечтают о ребенке, да все как-то не получается. Так что, если ты не против…

Наутро мы уезжаем. У городских ворот наши дороги расходятся, Кер поворачивает коня на восток, я — на север. На прощание я негромко говорю:

— Пусть тебе улыбнется удача, брат.

Свежий ветер бьет в лицо, могучий зверь подо мною без устали вбивает копыта в дорогу, и с каждой секундой я приближаюсь к любимой. На лицо сама собой наползает глупая улыбка, и мне хочется петь от счастья.