– Вот тебе и «угу». Значит, теперь ты можешь называть его запросто – Володька. Эй, Володька, билетика нет?
Нина всё-таки рассмеялась.
– Скажешь тоже... – она махнула рукой. – Ночь... я и не помню ничего, а когда проснулась – вообще перепугалась до смерти, непонятно же, куда меня занесло. Начала собираться, а тут из комнаты выходит Он! Я чуть не описалась прямо там...
Нина смущенно замолчала, а я мысленно обозвал себя дураком. Нежелание возиться с малознакомой девушкой могло иметь очень серьезные проблемы – сердце, например, не выдержало бы, у фанаток такое бывает. Правда, сходу я не смог припомнить ни одного случая, но какой-то из фильмов про поклонниц «Битлз» показывал очень экзальтированных девиц, готовых на всё ради того, чтобы увидеть своего кумира. А сейчас Таганка и особенно Высоцкий были для определенной группы – они себя называли «очередь» – центром притяжения и смыслом существования. Был ещё «Современник», но год назад оттуда ушли почти все идейные вдохновители – в первую очередь Олег Ефремов, – и сейчас эта звезда понемногу гаснет. По-хорошему, Таганку тоже надо было бы превратить обратно в обычный советский театр, а «очередь» занять созидательным трудом, но я уже понял, что этот орешек мне не по зубам – за театром Любимова и Высоцкого стояли такие персоны, перед которыми я никто и ничто.
Правда, и этих персон моя активность насторожила – иначе бы меня не убирали в длинную командировку. Или же это могло быть лишь совпадением – например, я мог предположить, что в недрах московского управления существовали некие списки на подобные поездки, и моя очередь подошла именно сейчас.
Свист чайника позволил мне оборвать эту беседу на скользкую тему. Я вернулся к плите, так и не дотронувшись до девушки – чего она, кажется, слегка опасалась.
– Ты с сахаром чай пьешь?
– Что? А, да... одна ложка.
– Ты проходи, садись, я не буду сервировать тебе столик у дверей.
Послышался тихий смешок – как сигнал того, что Нина слегка оттаяла. Она даже не возражала, просто устроилась за столом и, кажется, съела кусочек чего-то, пользуясь тем, что я стою спиной. Я и сам был голоден – в антракте мы общим решением в буфет не ходили, так что последний раз я ел много часов назад. Ну и она тоже.
Я сел напротив неё и обвел широким жестом все тарелки – с колбасой, сыром и безвкусным «длинным» огурцом.
– Всё можно есть, не стесняйся, – сказал я. – Пока чай, но если захочешь – есть вино. Я не хочу, ещё от театра не отошел, может, позже...
Она обвела продукты голодным глазами, схватилась за горячую кружку – и пробубнила, глядя куда-то в стол:
– Мы будем заниматься любовью?
Я не сразу разобрал её бормотание, а когда понял смысл вопроса, меня неудержимо потянуло демонически расхохотаться и сказать: «Конечно».
Но мне категорически не хотелось обижать эту, в общем-то, неплохую девушку. Поэтому я не озвучил и вторую мысль, которая пришла в мою дурную голову – мол, любовь ещё надо заслужить, а у нас будет дикий животный секс. Пришлось собрать всю свою серьезность в кулак и говорить спокойно, чтобы не спугнуть эту студентку, комсомолку и – ладно – красавицу.
– Нина, тебе стоило задать этот вопрос, когда я пригласил тебя к себе домой, – я доброжелательно улыбнулся. – А раз ты приняла это предложение и даже уже добралась до места – поздно уточнять условия и всё такое. Но я тебе отвечу: возможно. Через силу этой твоей любовью всё равно лучше не заниматься, только хуже будет... хотя есть люди, которым даже нравится, и мужчинам, и женщинам. Но я вообще-то над всеобщим счастьем работаю, мне такое не к лицу. Так что прислушайся к себе, чего ты хочешь, чего можешь и всё такое. А я пока тебе во второй комнате постелю.
Я действительно встал – и наткнулся на недоуменный взгляд. Пришлось спрашивать в лоб:
– Что?
Нина замялась.