***

Наши технические службы могли хорошо собирать данные, но обрабатывать их не умели – или даже не собрались этим заниматься. Иначе они бы заметили, что Морозов только в понедельник звонил по трем прежним номерам – Якиру-отцу, его дочери и Алексеевой. Во вторник звонок был только один – Якиру. В среду появились два незнакомых номера, в четверг – ещё один, и все эти звонки были совершены очень рано, около семи утра, а потом телефон весь день молчал. Сегодня Морозов вообще никуда не звонил.

В сводке указывались владельцы неизвестных номеров, и мы с «моим» Ореховым могли кое-что о них рассказать. Четверговый номер принадлежал Вадиму Делоне, который после обмена Буковского на Корвалана написал стишок про хулигана – из безопасной заграницы, где КГБ до него не мог дотянуться. Этот Делоне проходил по нашим каналам, был, похоже, убежденным врагом советской власти, на горячем попадался регулярно и освободился из заключения всего с полгода назад. Телефоны со среды принадлежали таким же закоренелым диссидентам – это были некие Габриэль Суперфин и Юрий Шиханович. Оба раньше преподавали в вузах, Шиханович вообще учил студентов в МГУ математике, но к настоящему времени они уже сменили род занятий – в том числе и благодаря пристальному вниманию КГБ к их деятельности.

Я лично был уверен, что все эти люди так или иначе вовлечены в составление и распространение «Хроник». Возможно, они даже кормятся с этого альманаха – поскольку были лишены высокого дохода, который имели раньше, но вряд ли поменяли привычки.

Эта информация была интересной, но мне не давала ничего. Разрабатывать новых диссидентов Денисов мне определенно запретил, но дело Морозова с меня никто не снимал. Поэтому я начал действовать кружным путем.

Звонок в опорный пункт милиции района Перово оказался относительно результативным – я попал на участкового, который рассказал, что за прошедшие три дня никаких происшествий по указанному адресу не было. То же самое со станцией скорой помощи – вызовы к Морозову не фиксировались. Я думал позвонить ещё и в морг, но решил, что это уже слишком. Если Морозов отбросил коньки, значит, так тому и быть – дело будет закрыто и передано в архив, а я вернусь к своим музыкантам. Например, мой «Мишка» ещё в понедельник просил о личной встрече, но я волюнтаристски перенес её на следующую неделю. Этот ресторанный певец редко приносил хороший материал, зато был многословен, и я опасался, что после общения с Якиром и Денисовым не сдержусь.

В принципе, ситуация с Морозовым выглядела как минимум странно. В понедельник диссиденты привечали его, как обычно – он звонил им, уточнял возможность посещения, потом, видимо, ехал по нужным адресам, поздно вечером возвращался домой. Что-то случилось во вторник – то ли Якир наконец вспомнил, кто такой Виктор Орехов, то ли ещё что; узнать это из моего кабинета было невозможно. Скорее всего, в тот вечер Морозов никуда не поехал – и выяснил, что его планы меняются, только после обязательного вечернего обзвона своих контрагентов. В среду он попытался узнать, что случилось, у других известных ему людей, но, видимо, неудачно; в четверг попробовал снова – и, возможно, ему намекнули, что пока в его услугах н нуждаются, потому что в пятницу он уже никуда не звонил, но и на работу не вернулся. Я начал подозревать элементарный запой, в который ушел гражданин Морозов, и мне эта версия понравилась. Вот только подтвердить или опровергнуть её я опять же не мог. Для этого надо было ехать на его квартиру и всё выяснять на месте, но такого самоуправства мне Денисов точно не спустит.

Я мысленно вздохнул и взял трубку внутреннего телефона.

– Саня, Сам у себя? Не занят? Мне на пять минут, с важной информацией.

Я положил листок с данными прослушки в папку из кожзама, зачем-то поправил галстук...

– Я к Денисову, если что – не жди, – сказал я на вопросительный взгляд Макса.

***

Денисов меня принял не сразу – заставил помариноваться в приемной минут пятнадцать. Но я терпеливо ждал, внутренне готовясь к легкому пропистону от начальства. Серьезно меня ругать не за что, информацию я принес, возможно, важную, с дела Морозова меня никто не снимал. В общем, я чувствовал свою правоту, хотя и понимал – у нас в Конторе правым достается сильнее всего, особенно если их правота идет вразрез с желаниями начальства. Это был именно тот случай.

– Рассказывай, что там у тебя, только быстро, – он демонстративно посмотрел на наручные часы.

Я рассказал, постаравшись говорить только по делу, без собственных домыслов.

Денисов с тоской посмотрел на меня.

– Ох, Орехов... Вот как чувствовал – нельзя тебя к этим антисоветчикам подпускать, но решил-таки дать шанс, попробовать себя в настоящем деле. И получилось... получилось, как всегда. Лучше бы ты выполнил моё распоряжение и вернулся к своим артистам... зачем ты снова во всё это полез?

Я проговорил заготовленную речь про то, что планы утверждены и цели ясны. Денисов осуждающе покачал головой.

– Последний дурак бы понял, что я всего лишь забыл передать это дело по принадлежности, – сказал он. – А ты, Орехов, не дурак. Признайся, не дурак?

– Я тогда не стал уточнять по всем делам, товарищ полковник, – ответил я. – И я честно занимался своим направлением. Но сегодня сначала позвонил человек из конструкторского бюро Миля, а затем пришли данные прослушки. Я по собственной инициативе позвонил участковому и в скорую помощь... Всё. Не идти же к вам с пустыми руками?