На острове Фарос архитектор Сострат Книдский построил знаменитый маяк, считавшийся одним из чудес света. Строительство началось, несомненно, при Птолемее I и было закончено в начале правления Птолемея II. «В основном при его сооружении использовался нуммулитовый известняк. Скульптурные украшения, как и другая дополнительная отделка, частью изготовлялись из мрамора, частью из бронзы. Бесчисленные колонны в большинстве своем вытесывались из асуанского гранита. Фонарь маяка образовывали восемь колонн, увенчанные куполом, над которым возвышалась бронзовая статуя (вероятно, Посейдона) примерно семи метров высотой. Для получения пламени жгли смолистую древесину. Считается, что для увеличения дальности освещения использовались вогнутые металлические зеркала»[170]. Это грандиозное сооружение теперь настолько разрушено, что можно только догадываться о том, как оно выглядело, по отдельным упоминаниям в сочинениях античных авторов, по монетам и по аналогиям с древними развалинами в других местах. Сопоставив все доступные материалы, профессор Тирш создал предположительную реконструкцию маяка, которая изображена на вклейке. Надпись с посвящением гласила: «Со-страт, сын Дексифана Киндского, Богам Спасителям от имени мореходов». Точно неизвестно, кто имеется в виду под «Богами Спасителями» (Sotēres Theoi). Так официально назывались Птолемей I и Береника после их обожествления, и вполне естественно предположить, что в посвятительной надписи, сопровождавшей сооружение подобного рода, возведенное по приказанию царя в Александрии, имелись в виду именно Птолемей I и Береника. С другой стороны, «Богами Спасителями» также назывались Кастор и Полидевк, покровители мореплавателей, и это были их обычные эпитеты, так что, возможно, посвящение было написано на маяке еще до официального обожествления Птолемея I и Береники. Также может быть, что эта двусмысленность была намеренной. Это, конечно, выдающийся факт, что царь позволил архитектору упомянуть в посвящении подобной постройки собственное имя. Позднее была придумана история, объяснявшая, как возникло это посвящение. Говорили, что Сострат покрыл свое имя (написанное, как и остальные слова, огромными буквами, вырезанными в камне и заполненными свинцом) тонким слоем штукатурки, с виду похожей на камень, и написал на этой штукатурке имя Птолемея. Он рассчитывал на то, что после его смерти штукатурка отвалится.

Участки земли, расположенные за стенами Александрии, с востока и запада, были отведены под некрополи, и со временем эти два «города мертвых» сильно разрослись в близком соседстве с городом живых. На востоке, рядом с главным каналом, находился пригород Элевсин неподалеку от озера Хадра, и здесь Птолемей II ввел культ Деметры с некоторыми особенностями, заимствованными из настоящего Элевсина в Аттике[171]. Вдоль того же канала между Александрией и Ка-нопом стояли виллы и сады богатых александрийцев. Старый египетский город Каноп стал любимым местом развлечений для александрийцев, и Страбон описывает сцены разгульных излишеств с музыкой и кутежами на лодках, днем и ночью скользивших по каналу между Александрией и Канопом.

На набережных и улицах этого великого левантийского города мы оказались бы в толпе, где собрались представители народностей из всех частей известного мира — греки из всех частей Средиземноморья, местные египтяне, италийцы, римляне, евреи, сирийцы, персы, индийцы, негры. Общая численность населения Александрии в последние годы правления династии Птолемеев чуть не достигала миллиона человек. Но кроме того, население Александрии, не считая приезжих чужеземцев, включало огромное множество людей, не принадлежавших к числу тех, кто гордо именовал себя александрийцами. Диодор сообщает, что в последние годы правления династии в городе жило 300 тысяч человек. Конечно, весь туземный египетский элемент в Александрии не входил в число граждан города — как, возможно, и жившие там евреи, хотя еще ведутся споры по вопросу, были евреи включены в число граждан или нет. Граждане считались сообществом истинных греков, с интересами и общественной организацией, свойственной свободным гражданам греческих городов как таковым. Александрийцы называли себя греками и македонцами. В общем-то представляется маловероятным, что в александрийцах была сколько-нибудь значительная часть туземной египетской крови. В Навкратисе брак между гражданином города и египтянкой был незаконным; видимо, так же дело обстояло в Александрии и Птолемаиде. И Полибий, и Филон говорят об александрийцах как о «людях смешанной крови» (migades), но, скорее всего, это значило, что граждане города были представителями различных греческих полисов — ионийцами, дорийцами, эолийцами, греками из Эллады и всех отдаленных городов Востока и Запада, а не то, что они имели примесь египетской крови[172].

Но даже не все греческое население Александрии входило в число граждан города. Более того, Шубарт считает, что граждане составляли лишь меньшинство греков, живших в Александрии. Множество людей, которые называли себя эллинами, говорили по-гречески и жили по греческим обычаям, но не имели привилегий гражданства — как метеки, жившие в Афинах и любом другом греческом городе, возможно, были не греками по крови, а отпрысками, например, браков между греками и египтянками, родившимися в Египте за пределами Александрии и затем поселившимися в городе. Вероятно, все греки как таковые обладали определенными привилегиями, в отличие от туземцев. Египтян, к примеру, можно было наказывать дубинками, но «александрийцев», по словам Филона[173], можно было бить только плоскими палками (spathai). В этом отношении евреи причислялись к той же категории, что и «александрийцы», и, по всей видимости, здесь под «александрийцами» мы должны понимать всех живших там греков, а не только граждан.

В каждом городе греческого типа граждане были организованы в небольшие общественные группы. В Афинах они делились на 10 фил и на 100–190 демов. Похожая организация по филам и демам существовала и у граждан Александрии, хотя, что любопытно, она, видимо, затрагивала не всех граждан. Существовало некое число людей, которые были «александрийцами», но не входили в демы. Члены демов составляли общественную аристократию Александрии; возможно, это в основном были потомки первых граждан начала III века до н. э. Однако браки между членами демов и греками или даже «персами», не являвшимися членами дема, по-видимому, были в порядке вещей.

Папирус из Эль-Хибы начала III века до н. э. свидетельствует, что в некоем городе, наверняка либо Александрии, либо Птолемаиде, было 5 фил, по 12 демов в каждой филе и по 12 фратрий в каждом деме[174]. Член дема в официальных документах называется по наименованию своего дема (например, Антей, теменец, то есть принадлежащий к дему, названному в честь Темена), так же как другой человек мог называться «афинянином» или «фракийцем». В документе было не обязательно указывать «александриец», так как это подразумевалось в наличии названия дема, и вплоть до римского периода не было принято помимо дема указывать еще и филу. Названия александрийских фил эллинистической эпохи, которые нам известны, это: 1) у Сатира[175] — фила Дионисия — названная в честь бога, от которого, по преданию, произошла династия Птолемеев, и 2) фила Птолемаида[176]. (Известно еще несколько названий фил римского периода, происходящих от почетного обращения к императору и титулов.) Список названий демов эллинистического периода выглядит более внушительно. Обычно они образовывались от имени или эпитета бога или героя греческой мифологии или от имени кого-либо из генеалогического древа Александра, которое также по большей части было и генеалогическим древом Птолемея[177]. В филе Дионисия названия происходили от имен персонажей мифологии, связанных с Дионисом: Алфеи, которая родила от Диониса дочь Деяниру, Фестия, отца Алфеи, самой Деяниры, Ариадны, Фоанта, Стафила, Эванфея, Марона. Нам известен александрийский дем, названный в честь Геракла, другой в честь Акака и еще один в честь Темена, праправнука Геракла. Некоторые демы позднее получили названия, происходящие от прозвищ царей: «филометорий» принадлежал к дему, названному по имени Птолемея Филометора, «епифаней» — к дему, названному по имени Епифана[178]. Интересно отметить, что есть один дем («леоннатий», самый старший), названный по имени Леонната, старого македонского соратника Птолемея I в войнах Александра.

Некоторые жители Александрии называют себя в известных нам источниках (при Августе) «македонцами», а не «александрийцами», не упоминая дема. Это привело Шубарта и Вилькена к мысли, что на протяжении всей эллинистической эпохи в Александрии существовал многочисленный слой «македонцев», которые главным образом служили в войске и при дворе и первоначально считали себя выше граждан-«александрийцев». В связи с этим у нас есть странное утверждение Иосифа Флавия, что евреи в Александрии считались «македонцами». (Это один из доводов современных ученых, стремящихся доказать неправильность утверждения Иосифа о том, что евреи относились к гражданам.) Мы знаем, что многие евреи служили в войске и что иногда они занимали высокие посты. Может быть, утверждение Иосифа Флавия основано на некоторой ассимиляции между еврейскими и македонскими воинами[179].

В известном фрагменте у Полибия население Александрии в поздние годы династии состояло из трех элементов: 1) туземного египетского элемента, «сообразительных и послушных гражданской жизни»[180], 2) войск наемников, непокорных и готовых навязать свою волю правительству, и 3) «александрийцев», которые сами были в некоторой степени склонны нарушать общественный порядок, хотя и менее буйные, чем воины, — «ибо, даже будучи смешанной крови, они были греками по происхождению и не забыли общего греческого уклада жизни». Классификация явно неточна, но дает приблизительную картину того, какое впечатление производила толпа на улицах Александрии на приезжего примерно в 100 году до н. э. Полибий ничего не сообщает о регулярной армии; можно сделать вывод, что в то время наемные войска, доставленные правительством из-за границы, составляли значительную часть армии. А под словом «александрийцы» Полибий, видимо, подразумевает все свободное греческое население, как принадлежащее к числу граждан, так и нет. Он не упоминает евреев; возможно, из-за того, что те эллинизировались и в речи, и в платье, и их было нелегко отличить от греков.

Александрийцы в своей общественной жизни, интеллектуальной и художественной культуре были греками. На основании имеющихся сведений невозможно сказать с какой-либо долей уверенности, насколько политическое устройство Александрии соответствовало характерному для греческого города-государства. В греческом городе, где также находился двор правителя, даже в тех случаях, когда в нем существовали институты, необходимые для самоуправления, им, насколько мы знаем, ничего не оставалось, кроме как находиться полностью под контролем двора, как обстояло дело в Пергаме. Но, что касается Александрии, мы не знаем, существовало ли там вообще самоуправление. В начале римского периода, как известно, в Александрии не было ни сената, ни народного собрания, но это не исключает возможности, что при Птолемеях или в какой-то период эллинистической эпохи граждане сходились на собрания, чтобы принимать законы и псефизмы. Найдена одна фрагментарная надпись на камне, которая, как посчитал Плауманн, содержит часть псефизмы, принятой александрийским народом[181]. Но есть мнение, что камень привезен с Родоса.

Папирус Халле (называемый Halensis I) представляет собой собрание выдержек из гражданских законов и правил (astikoi nomoi) Александрии — это документ огромной важности для изучающих греческое право, — но в нем ничего не говорится о том, кем принимались упомянутые законы: народным собранием или царем.

Главными должностными лицами Александрии «в дни царей» Страбон называет экзегета, гипомнематографа, архидикаста и командира ночной стражи (nukterinos stratēgos). Однако в наше время в основном считается, что он спутал гражданские власти Александрии как автономного (или полуавтономного) города-государства с царскими (а затем имперскими) чиновниками, которые заседали в Александрии и, естественно, будучи людьми высокого положения, проживающими в городе, могли привлечь внимание приезжего гостя. Единственные гипомнематографы, действовавшие в эллинистический период, были секретарями царя и диойкета.

Архидикаст — одна из основных проблем греческого и римского Египта. Уже давно считается очевидным фактом, что в римские времена, хотя архидикаст и проживал в Александрии, он был не городским чиновником, а главой судебной власти всего Египта. Высказывалось предположение, что в эллинистический период он действительно, как и представляет его Страбон, был гражданским чиновником[182]. Однако Шубарт убедительно доказал, что это не так[183]. Звание, которое давалось архидикасту в римские времена («надзиратель над хрематистами и другими судьями»), должно быть, было унаследовано от периода правления Птолемеев, потому что в римские времена хрематисты уже не существовали. Александрийские документы, которые содержат сведения о форме судопроизводства, так называемом синхорезисе, относятся к началу римского периода и, вероятно, свидетельствуют о том, что птолемеевская система тогда еще работала. Один из александрийских судов здесь называется «суд при [царском] дворе» (τὸ ἐν τῇ αὐλῇ κριτήριον)[184]. О том, какую роль играли архидикасты, в папирусах эллинистического времени не говорится. Единственное упоминание об архидикасте, датированное периодом эллинизма, — это надпись, где жители Феры оказывают почести некоему человеку, который принадлежал к «первым друзьям» царя Птолемея и царицы Клеопатры (это может быть Птолемей V, VI или VII) и архидикаста[185]. Но вполне вероятно, что это судебный чиновник, назначенный египетским правительством на остров Феру и не имеющий никакого отношения к Египту. Шубарт предлагает следующее объяснение странного отсутствия архидикаста в наших египетских документах: хотя в компетенцию архидикаста входил весь Египет, она ограничивалась выбором судей для различных судов, учрежденных для разбирательства конкретных дел, и он не занимался ни судопроизводством как таковым, ни апелляциями на вынесенные приговоры. В любом случае исходя из имеющихся данных кажется вероятным, что Страбон ошибся, когда отнес архидикаста эллинистической эпохи к гражданским властям Александрии.

Следовательно, из четверых представителей власти города Александрии у Страбона остаются только экзегет и командир ночной стражи. Каковы были обязанности и полномочия первого — еще один вопрос. Термин «экзегет» по-гречески обычно относился к сохранившимся в греческих городах официальным толкователям оракулов и предзнаменований, но если александрийские экзегеты первоначально выполняли те же функции, то со временем они должны были значительно расшириться. По словам Страбона, обязанностью экзегета было «надзирать за тем, что полезно для города» (ἐπιμέλειαν τῶν τῇ πόλει χρησίμων) — чрезвычайно туманноеописание. На то, что экзегет был в некотором роде главным магистратом, указывает то, что он носил пурпурную мантию и «пользовался некоторыми родовыми почестями» — что бы это ни значило[186]. Доказательство того, что экзегет также был ежегодным эпонимным жрецом Александра, мне кажется, содержится во фрагменте из сочинения Псевдо-Каллисфена (III.33), где этот жрец описывается как «надзиратель над городом» (ἐπιμελιστὴς τῆς πόλεως) и говорится, что его знаками отличия были золотой венок и пурпурная мантия. Так как царь жаловал место эпонимного жреца в качестве персональной почести людям, которые едва ли могли исполнять обязанности городского магистрата (например, членам царской семьи и царским фаворитам), можно сделать вывод, что экзегет на самом деле был всего лишь номинальным главой городской власти, а не действующим чиновником[187].

Что касается командира ночной стражи, то мы ничего не знаем о нем кроме того, что говорит название его должности, хотя возможно, что должность praefectus vigilum в Риме во времена империи была скопирована с Александрии, а также возможно, что nukterinos strategos — то же самое, что стратег города (stratēgos tēs polēos). Это название было найдено на гранитной плите, время изготовления которой неизвестно, но ее можно отнести к Александрии[188], хотя это под вопросом. Если stratēgos tēs polēos аналогичен praefectus urban (префекту города) в Риме, то он не должностное лицо города, а чиновник, которого царь назначал надзирать за городом.

Страбон не упоминает одного очень важного городского чиновника — гимнасиарха. Так как Гимнасий был центром общественной жизни греческого города, гимнасиарх был в некотором роде общественным руководителем граждан. Когда в римские времена в Александрии неоднократно возникают всплески насилия между греками и евреями, именно гимнасиарх, представляющий греческих граждан, защищает греков в Риме перед императором и отстаивает греческую республиканскую свободу[189]. Должно быть, при Птолемеях александрийский гимнасиарх был очень важным человеком.

Определенный участок земли в районе Александрии был отделен как территория, принадлежащая александрийцам. Она была освобождена от уплаты налогов, что отличало ее от обычной египетской земли[190]. В римские времена она образовывала ном с Гермополем в качестве административной столицы, но неизвестно, действовала ли эта система в период эллинизма.

В пределах этой территории непосредственно прилегающая к городу зона — проастион, или район exō tou asteos — подлежала особому регулированию в вопросах строительства зданий и рытья канав[191].

Забота о снабжении жителей Александрии всем необходимым лежала на плечах царя. В стране, где все можно было отрегулировать с точностью по причине существовавшей в эллинистическом Египте бюрократической системы и статистики, также возможно было заранее приблизительно рассчитать, сколько зерна и масла потребуется каждый год александрийцам, и отвести для этой цели зерно и масло, которые стекались из царских хранилищ по всей стране, в верной пропорции[192].