– Kötü8! – Не думая, отвечает он.
– Ne oldu?
– Bu seni ilgilendirmez9, – он напыщенно хмурится.
Я не хочу затевать конфликт. Умют тоже не особо враждебен.
– Bir bira, lütfen!
– Yok!
– Hadi ama10! – Дружелюбно говорю я и тянусь через барную стойку к Умюту.
– Vermeyeceğim11!
– Ümüt, gel, gel!
– Yok, – дружелюбно улыбается он сквозь хмурое лицо.
– Sen adamsın12!
Умют смотрит в мою сторону и думает секунд десять.
– Sen de bir erkeksin13!
Он наливает мне пиво. Мы обнимаемся. Стучат барабаны, виски льётся рекой. Пьяные люди обнимаются. Праздник разгорелся так, что кажется, весь мир перевернулся. Начали играть медленные и грустные турецкие песни.
Энес-шеф, с которым мы недавно повздорили из-за Салимы, танцует медленный танец сам с собой. Его голова вздёрнута, руки в карманах брюк. Он еле стоит на ногах. Кто-то из танцующих случайно задевает Энеса, пепел от его сигареты падает на его волосатую грудь и всё ещё искрится. Меня за плечо обнимает чья-то рука. Это Асанджан.
– Nurgazı, bak, Tarzan’ın göğsü alevlendi14! – Бесшумно смеётся он.
– İtfaiyecileri arayın15! – Кричу я в ответ Асанджану.
Он обнимает меня и тянет к Энесу. Теперь мы втроём трёмся лбами и пританцовываем хоровод.
– Nurgazı, gel buraya seni öpmek istiyorum16! – С трудом произносит Энес и целует меня в губы.
Я с улыбкой подставляю лоб.