– Otuz iki4! – Звучит голос ведущего.
Джиат идёт к сцене с победным корешком. Ему аплодируют. Иду к киргизам-дворникам. У меня на душе тепло от того, что они одеты также просто. Дворники пьют водку. Нам всем хорошо. Сижу и ни о чём не думаю. Джиат уходит со сцены с набором посуды.
– Yüz altı5! – Кричит ведущий.
Мне захотелось в уборную. Вижу Динару и всю её компанию: Азиза, Керемет, повар-курд. Пытаюсь поймать взгляд Динары. Им всем нет до меня дела. Я в отчаянии. Беру под руку Азизу и отвожу в сторону.
– Слушай, Азиза. Держи мой номерок, вернусь через пять минут. Только слушай внимательно, не прозевай!
– Хорошо, Нурик байке.
Сам украдкой смотрю на Динару. Она любуется своим курдом и пытается его куда-то увести. От ревности у меня застучало в висках.
– Seksen bir6!
Слава богу туалет недалеко от сцены. Я чётко слышу голос ведущего. С турецким у меня до сих пор туго, но счёт точно такой же, как и в киргизском языке. Киргиз, даже никогда не слышавший турецкую речь, с лёгкостью сможет посчитать вслух по-турецки. Так что я ни с чем не спутаю в случае победы.
Выхожу из туалета. Мимо проходит Динара со своим поваром. Она пристыженно смотрит на меня и нетерпеливо уводит его в кусты за бассейном. От обиды у меня ком в горле. Я пытаюсь сохранить хладнокровие, не меняя темп ходьбы. Вкладываю все силы в то, чтобы не оглянуться им вслед. Не выдерживаю, оглядываюсь. В огне прожекторов вижу, как он целует её шею и задирает ей юбку.
Совсем недавно я испытал сильное чувство к Салиме. Оно было правдивым и нежным. Оно было настоящим. Но Салима улетела. Прошло несколько дней, а я снова ревную Динару.
– Yirmi sekiz7! – Кричит ведущий.
Это мой номер. Аллах существует, – ехидно думаю я.
Азиза прослушала ведущего и равнодушно теребит мой корешок.
– Рахмат, Азиза! Я выиграл.
– Поздравляю, Нурик байке.
– Не зевай, – говорю я ей в ответ надрывающимся голосом.
Иду на сцену. Мне вручают миксер. Возвращаюсь в свою компанию. Сижу в оцепенении. Меня поздравляют. Я ошарашен увиденным. Иду к барной стойке. Там нет Месут-бея, но есть злобный Умют-заячья губа. Он точит на меня зуб за те три доллара, что я пересёк у него от русских туристок. У Умюта серьёзная группа поддержки в виде атлетичных барменов. Чую нутром, ночь будет весёлая. Надеяться мне не на кого. Те три доллара полагались мне, а не ему. Я забрал их с наглостью, но по праву. И сейчас я не отступлюсь от трёх проклятых баксов!
Делаю нахально-вежливое лицо и обращаюсь к Умюту, словно ничего между нами не было.
– Merhaba, Ümüt. Nasılsın?