– Мирисграттен, ну зачем тебе чужой мужчина? У вас что, не хватает своих?

– Да что ты понимаешь? – иингу, уже протянувшая руку к стене, чтобы открыть проход и выйти, замерла.

– Если ты считаешь, что я что-то не понимаю, объясни, я попробую понять.

– Я же не для себя прошу. Наши старцы погрязли в своём величии. Знаешь, говорят, Старейшина Секретариата – один из последних, кто помнит Эру Проклятия. Нашего проклятия. Он до сих пор уверен, что иингу должны и могут приспособить вашу Планету под наши нужды. Сколько можно? Сколько должно пройти поколений, чтобы это случилось? Сколько мы можем жевать синтепищу, пить на миллион раз переработанную воду и дышать миллион раз очищенным воздухом? Любоваться на Планету внизу и на растения в оранжерее через пластипреграду? Я хочу оказаться среди скопления самых настоящих деревьев, которые вы называете лесом, хочу вдохнуть глоток настоящего воздуха, которым ещё никто не дышал! Хочу увидеть, как растут настоящие цветы! – Мирисграттен прервала свой вдохновенный монолог, подошла к Нэйте и Филиппу, протянула руку, но, не коснувшись, безвольно её опустила. – Хочу, но боюсь, что меня постигнет участь многих предшественников, попытавшихся вырваться отсюда. Нет, нас никто не держит! Но и не ждёт. Мы там, – она указала на экран, – никому не нужны: ни самой Планете, ни её жильцам. Как вы думаете, каково это, смотреть на Планету и понимать, что всё это великолепие может закончиться для тебя смертью или сумасшествием? Тем не менее, некоторые, самые смелые, рискуют. Везёт немногим. Далеко немногим. Почему-то чаще всего мужчинам. Почему так происходит, до сих пор ни наука, ни магия объяснения не дали. Я трусиха. Я хочу жить, пусть так ущербно, но жить! А если… понимаете, ребёнок, рождённый от человека, может жить на Планете! Это доказано наверняка. Я имею право желать для своего потомка иной жизни! Разве я много хочу?

– Подожди, – Нэйта даже опешила, – ты хочешь сказать, что планируешь родить ребёнка от человека, чтобы он, твой ребёнок, мог существовать там? – она кивнула на величественно вращающуюся Планету.

– Ну да, – с бесподобной наивностью подтвердила иингу. – Внедрить в наш генетический код гены аборигенов Планеты. Другого пути ассимиляции пока не найдено. Ведь что получается, если бы так начали поступать ещё наши предки, уже мы могли бы жить в нормальных условиях. А так. Хотя бы наши дети смогут получить такую возможность.

– Так вот почему ты оказалась в каюте Филиппа! – догадалась Нэйта.

– Да, – грустно кивнула Мирисграттен, – только вы нам помешали. Теперь моя очередь подойдёт неизвестно когда. Я не оправдала возложенной высокой чести.

– Подожди-подожди. Какая честь? Какая очередь?

– Ну как же, разве не для этого вы здесь?

– Так-так-так, – в разговор вступил Филипп, – кажется, кое-что начинает проясняться. А скажите, уважаемая Мирисграттен, можем мы поговорить так, чтобы нам не помешали?

В глазах иингу непонимание медленно сменялось осмыслением. Она глянула на стоящую рядом парочку, пробежалась взглядом по потолку и углам зала – проверяла камеры наблюдения? – и быстро метнулась к ближайшей стене.

– Идёмте быстрее! – пригласила Мирисграттен, раскрывая очередной проём.

Уже покидая смотровую площадку, Нэйта услышала ещё одно уже знакомое чпокание. Похоже, кто-то пожелал присоединиться к их разговору. Шедший последним Филипп подтолкнул её в спину и не дал рассмотреть, кто же это ещё решил почтить их своим вниманием.

– Это мой личный паэр-блок, – пояснила Мирисграттен, – посторонним без моего разрешения сюда хода нет.

– И что, здесь нас не услышат и не потревожат? – Филипп внимательно осмотрел обстановку.

А чего осматривать? Те же пожелтевшие стены, тот же выступ-кровать-диван. Та же тоска и унылость. Хоть бы картинки какие-нибудь вешали, что ли. Или рисовали прямо на стенах. Всё же, стойкий народ эти иингу, если до сих пор поголовно не свихнулись.

– Конечно, нет! – для убедительности хозяйка широко раскрыла глаза. – Это же моё личное паэр-пространство! – приложив руку к стене, она материализовала три выступа-стула, на которые все чинно расселись.

– И даже капитан – или как он у вас называется – Станции не сможет открыть сюда проход?

– Старцы могут, – не стала возражать Мирисграттен, – но зачем?