13. День второй. Пятница-проказница (продолжение)

Стоянку у Диброва покинули в полдень, и рассчитывали сегодня засветло добраться до Лубянки. Минут через десять слева показалась площадка, огороженная ржавой сеткой-рабицей, на которой трепыхалась, вот-вот упадёт, табличка «ПуСО». Внутри было с десяток ангаров под одной, заросшей травой и кустами, крышей и воротами нараспашку, огромный резервуар с хлипкой покосившейся лестницей на боку, осевшая на гнилые покрышки автоцистерна с выбитыми стёклами. Асфальт был весь в трещинах, в серо-желтых пучках травы. Вывороченная с корнем высокая ива, упавшая и подмявшая под себя одну из секций забора, довершала картину.

– Что это за «ПУСО» за такое? – спросил Пыж, когда они проходили мимо. Ему никто не ответил, но он и сам нашёл ответ на свой вопрос на ещё одной табличке. Теперь это был указатель на металлической трубе, на котором всё ещё можно было разобрать слова.

– Пункт Специальной Обработки, – вслух прочитал Пыж. – Может пошарим? В таких вот ангарах добрый хабар случается.

Он всё ещё не отошёл от лезших из-под земли «рук». Поэтому был излишне деловит и чрезмерно болтлив.

Остальные члены из группы никак не отреагировали на эти слова, ни один не замедлил шагов. Только шедший следом за Пыжом Баркас похлопал его по лечу и, когда тот обернулся, поравнялся и на ходу протянул ему какую-то штуку.

– Что это? – не понял Пыж.

– Капа, – коротко ответил Баркас. Увидев в глазах Пыжа непонимание, пояснил. – Обыкновенная капа. Как у боксёров. Засунь её в свою пасть.

– З-зачем?

– Если не успокоишься, она тебе пригодится, – сказал Баркас и снова отстал.

Пыж хмыкнул, хотел было засунуть капу в нагрудный карман, передумал, поднёс к носу, принюхался. Пахло медпунктом. Поколебался, а потом и в самом деле засунул её себе в рот. Обернулся, раздвинул губы в беззубой улыбке. Баркас улыбнулся в ответ и показал большой палец.

Дорога взобралась на пригорок и потянулась через лес, но через пару километров оборвалась у глубокого провала, вокруг которого валялись как попало упавшие сосны. С первого взгляда было ясно, что нечего и думать было преодолеть этот бурелом. Обломанные ветви торчали, как копья, а некоторые деревья при падении еще и намертво сцепились между собой, создавая непреодолимую преграду. Разве что обходить, глубоко заходя в лес. Но справа было топко и, судя по зарослям камыша и осоки, начиналось болото, а слева, Бек сверился с картой, неподалёку протекала река Илька.

Так что после короткого совещания выбрали вернуться назад и на предыдущей развилке выбрать не правую, а левую дорогу, ведущую к деревне Ольшанка. А там, переправившись через Ильку по мосту, добраться-таки до Лубянки.

Вернулись к площадке ПУСО. Присели на привал у бетонного постамента с канализационным люком в центре. Костёр разводить не стали. Алеся привалилась спиной к рюкзаку Пыжа и закрыла глаза. Вроде задремала. Трое мужчин, не желая нарушать её покой отошли в сторону. Присели рядом с оградой. Закурили.

Пыж одолжил у Бека потёртый монокуляр, подошёл к самому ограждению и жадно высматривал: не мелькнёт чего в тёмных проёмах ангаров. И высмотрел глазастый. Золотистое свечение внутри самого дальнего проёма под просевшей растрескавшейся крышей ясно дало понять – там что-то есть. Он и так и эдак менял позицию, силясь заглянуть, что ж это там такое светится. Но не получалось. Мешали просевшие полураспахнутые двери.

Ну и, ясное дело, тут уж Пыж капу свою выплюнул, пальцем в свечение ткнул и давай уговаривать Бека. Мол, пошли – прошвырнёмся. Дело-то ведь плёвое. Десять минут на туда и обратно. Тем более – и аномалий никаких не наблюдается. А если что не так – назад повернём.

А Беку было не до хабара. Бек морщился и недовольно крутил бритой башкой. Ему бы сейчас водки, да из горла, без закуски. Чтобы забыть, как его тащили, торчащие из-под земли отростки, старому Грибу на поживу и как он, стоя на колене, «руку» этой погани целовал.