Человек, у которого мы ночевали, торговал охрой, отмеряя её чашкой. Брали у него понемногу, отдавая взамен то кремень небольшого размера, то вычурную корзинку. Ещё он брал продукты — битую птицу или рыбу. То есть явно подзадержался здесь и собственные запасы подъел. Его интересовали как раз верёвки и шнуры, но нафига нам краска?
Потом я отправился в большой шатёр, где как раз главным и был вчерашний человек по имени Просторная Кладовка. Вот у него имелось решительно всё. И обменивал он это «всё» тоже на любые изделия, только было здесь не особо многолюдно. Послушав один из разговоров с покупателем, принёсшим отлично выделанные шкурки куниц, я уловил, что хозяин «магазина» много просит и мало даёт.
Каким образом он оценивает соотношение стоимостей товаров, осталось для меня загадкой. Я не великий знаток экономики, но торговля без некого эквивалента, сравнивая с которым можно оценить что на что в каком количестве обменивать, озадачивала меня всё сильнее и сильнее.
Пошел я дальше гулять.
Два ряда домов составили улицу. Картина эта оказалась настолько привычной, что я невольно заозирался в поисках столбов с проводами. Камышовые крыши, камышовые стены, эх, пожарника нет на этих безответственных застройщиков! Небось, горят каждый год, — как-то вдруг подумалось. Обнесённые покосившимися плетнями огороды буйствуют зеленью, только глаз мой не вполне различает, что тут культурное, а что — сорняк. Ни собак не слышно, ни блеяния или мычания скотины, да и ребятня нигде не колготится. Ничего понять не могу: как тут люди живут, чем кормятся?
У одного только дома на обложенном камнями костре стоит горшок, в котором старуха помешивает палкой. Вот так-то! А в учебнике истории написано, что центры торговли возникали рядом ремесленными мастерскими. Тут же — сонная деревушка. Да если на то пошло, Горшковка больше похожа на место, где пристоило расположиться подобному пункту сбыта излишков.
Пошёл я наугад по тропинке, благо лес здесь сильно прорежен, не иначе, при заготовке дров, так что идти через него не страшно — далеко видать. Тут сначала подъём был, а уж потом начался пологий спуск к озерцу. Забавно, берега голые, каменистые. Ни травы, ни деревьев у воды не наблюдается. И сразу видно, что никакая скотина сюда на водопой не ходит.
Сразу вспомнилось название этих мест — «Противная Вода». Наверное, я, как раз, и добрался до неё, родимой. Противной. Обмакнул в воду палец и лизнул — сода голимая. Вот уж действительно — противно.
Отсюда и вернулся обратно. Это рассказывается быстро, потому что ничего интересного не встретилось, а времени на обход местности ушло много.
На третий день нашего пребывания у Противной Воды дядька обменял всё, что мы привезли, на горшки разных размеров, с расчётом на то, чтобы они поместились в больших корчагах, уже установленных на нашем «судне», добавил ещё несколько мешков с зерном — брал по одному каждого вида, что здесь встретилось, а на этом «средства» у нас и закончились. И грузоподъёмность лодки исчерпалась.
Обратная дорога оказалась заметно дольше, поскольку шли мы навстречу течению. Я правил по затишным местам у самого берега, поэтому приходилось быть особенно внимательным чтобы не заставить гребца ударить веслом по суше. Впрочем, по мере того, как путь наш пролегал по всё более и более узким руслам притоков, в которые мы сворачивали, поперечные маневры теряли размашистость, а движение всё более и более замедлялось.
Наконец, я пересел на нос, а место на корме занял взрослый с обычным однолопастным веслом — так выходило ходче.
Где-то ещё с день пути оставалось нам до места, где остались наши товарищи, когда однообразие путешествия нарушилось. В предзакатный час, едва мы, причалив в удобном месте, только собирались устраиваться на ночлег, два незнакомых неандертальца вышли из прибрежного кустарника, словно давно поджидали нашего прибытия. Произнеся приветливое: «Гырх», они сделали дядьке знак следовать за ними. Причем, указали глазами на его копьё. Чтобы обязательно взял его с собой.
Понятно, что я побежал следом.
Недалеко оказалось идти. С полкилометра примерно. На полянке рядом с убитым оленем сидел еще один неандерталец, пожилой. И лежал совсем юный представитель этого племени с обёрнутой шкуркой ступнёй. Явно раненый.
— Зачем вы взяли с собой мальчишку? — обратился старик к нашим провожатым.
— Он сам пришел, — ответил старший из «конвоиров», оглянувшись и увидев меня.
Дело в том, что ходить неслышно и неприметно я уже умею. И всегда так поступаю, чтобы закрепить столь важный навык. Поэтому упрёк охотникам, это словно похвала в мой адрес.
— Он не сможет убегать так же быстро, как взрослый, — озадаченно пробормотал пожилой. И принялся делать мне знаки, чтобы я вернулся как можно скорее.
— Я понимаю твою речь, уважаемый, — ответил я. — Ты можешь объяснить словами.