Несколькими днями позже, когда Горилла вернулся с очередной бесплодной охоты. Прутик и Кокарда сидели у огня и выжидающе смотрели на него. Через какое-то время Морг тоже почувствовал, что Горилла здесь, и выбрался наверх по каменным ступеням, оглянувшись вокруг, затем его взгляд устремился вверх. После чего он молча прошел к своей постели и улегся на нее, подперев голову руками. Наконец Прутик прервал затянувшееся молчание.

— Э… мы, выходит дело, кончили.

— Разумеется, надо еще кое-что доделать, — поспешно добавила Кокарда. Но, в общем, галерея закончена.

Горилла изучал внутренность перекрытия шпиля, которую он постарался не заметить сразу по приходе. Он критически оглядел окружность, которую образовывали грубо обтесанные бревна, прибитые к старинным балкам. Морг также смотрел вверх и как будто собрался что-то сказать, но, видимо, передумал.

— Ну, ладно, — волнуясь, сказал Прутик. — Что ты об этом думаешь, Горилла?

— Очень хорошо. Просто замечательно. Как только мы пробьем дыру в кровле, наша позиция станет неприступной.

— А что это значит — неприступная позиция? — осторожно спросил Прутик, надеясь, что это означает позицию, с которой никогда не уходят.

В то же время Кокарда спросила:

— Как продвигаются дела с лодкой, Морг?

На следующий день Прутик пробил в хрупких черепицах две оставшиеся дыры и заткнул их одеялами. Перед тем как закрыть очередную дыру, он высунулся наружу, чтобы выяснить, как это выглядит — держать под обстрелом триста шестьдесят градусов. Перспектива эта привела его в ужас, боязнь пространства вызвала у него головокружение, и он был рад спуститься по лестнице в колокольню.

Кокарда, ни о чем не подозревая, наблюдала за нетвердо стоящим на ногах Прутиком с чем-то вроде теплого чувства.

— Ну, что ж, дело сделано; мы победили. — Снизу было слышно, как строгает Морг. — А этот дурак совсем застрял. Он эту лодку никогда не кончит. Ты ее видел? Одни обрезки дерева, больше ничего. У него нет ни малейшего понятия, как построить лодку.

— Может… — Прутик облизнулся, покосившись на Моргов скромный запас спиртного, сложенный у стены. — Может, нам следует это отпраздновать? Малость выпить, значит.

— Какого черта? — дружелюбие Кокарды моментально сменилось агрессивностью. — Ты становишься вроде него, жить не можешь без бутылки. Смотреть противно, насколько вы, мужчины, зависите от этого. Если ты считаешь, что я…

— Ну, ладно, ладно. Я просто предложил, и все. Не будем об этом больше.

— Да уж, конечно.

Кокарда постояла, неуверенно глядя вокруг, пошла в угол, подобрала кое-какие щепки и бросила в перевернутый колокол. Пламя взвилось вверх и затрещало.

Прутик с отсутствующим видом привел в порядок свою постель, собрал с пола гвозди и молоток и оставил их у спуска вниз. Затем застыл у огня, пристально глядя на алые угли.

Через какое-то время Кокарда подошла и встала рядом с ним. Прутик пошаркал ногами и просвистел несколько тактов мелодии, которая давным-давно была самой любимой у Старика: «Мой старый дом в Кентукки».

После долгой паузы Кокарда выразила вслух мысль, пришедшую на ум им обоим: