Я проводила лавочника в комнату к детям, взялась за ручку, чуть приподняла, чтоб петли не скрипели так сильно и отворила. Марек раскинулся на кровати, чёлка сбилась на бок. София зарылась лицом в подушку. Спят мои малыши, самые сладкие в мире дети.

— Ох! — раздалось за спиной, я обернулась. Лавочника больше не существует, есть вставший на задние лапищи оборотень. И он начал приседать, готовясь к прыжку, уже вытянул шею. Бабушка говорила, что зачаровать матаморфозой можно всё, что угодно. И живое и не живое. Только слова будут разными. И волка можно обратить в мышь. Себя же я изменила, стала другой. У меня все получилось, значит, и сейчас получится.

Зверь распахнул пасть, вывалил наружу красный язык, бросил на меня растерянный взгляд, сглотнул. Я начала перекатывать на языке первые слова заклинания. Не успела. Вновь передо мной старый маг.

— Откуда у вас взялись эти дети, госпожа Талила? — смотрит он мне прямо в глаза. Злой, как сам черт, — Я думал, мне показалось там, в лавке. Они, действительно, брат и сестра?

— Что значит откуда? Из моего живота. Я родила их обоих. Сама родила и вырастила.

— Вы не могли родить этих детей. Я обязан буду сообщить в ратушу.

— О чем?

— Вы их украли. Мальчика точно, он сын дракона и магички. Это ясно. Да и девочка не слишком похожа на вас, — оборотень шагнул в детскую.

— Марек не дракон, с чего вы взяли? — главное, чтобы мой голос не дрогнул теперь, — Мы северяне. Среди нас рождается очень много похожих на драконов детей.

— Похожих? У него шипы на лбу, — старик развернулся, — Вы что, не видите? Первый признак молодого дракона — наклюнувшиеся шипы.

— Сын застрял в заборе, когда лазал к соседке. Ударился лбом, только и всего. Я никогда не видела, чтобы у драконов в их человеческом теле были шипы.

— Шипы исчезают с появлением зверя, а у всех малышей они есть. Вы просто никогда не видели малюток драконов. Их не пускают в город за стены кольца, обычно отдают в монастырь.

Лавочник присел на корточки перед постелью моей малышки, тихонько положил руку на лоб, откинул в сторону челку. Я заметила два розовых пятнышка по бокам её лба.

— Вам придется расстаться с обоими, я надеялся, хоть малышка окажется вашей, — лавочник растерянно на меня посмотрел, поджал губы и горестно покачал головой.

— Это мои дети. Я их обоих родила. От дракона.

— Вы не маг, дорогая. Простая женщина никогда не родит от дракона. Он должен разжечь искру в ней своим пламенем и только тогда происходит зачатие. В вас же нечего разжигать. Где вы взяли малышей? У них должны быть родители. Их очень ждут дома. Примите это, как бы ни было больно. Детей нужно вернуть.

— Это мои дети! — сорвалась я на громкий крик. Марек завозился, сморщила носик София. Еще немного, и они оба проснутся.

Нельзя больше кричать. Пора заканчивать разговор. Старика переубедить невозможно. Я заозиралась. Как все по-дурацки выходит. Он точно не станет молчать. Старый маг с теплым сердцем, готовый помочь. Ведь он хочет сделать как лучше, поступить честно, я не вправе ему навредить. Но дети. Мои дети. Их заберут, погубят в монастыре. Чья жизнь важней? Одна его или две их? Ведь я даже убивать его не собираюсь, только зачаровать. У меня должно получиться. Никто не узнает, куда пропал лавочник. Превращу его в яркую птичку, стану кормить лучшим зерном… Бесчестно и мерзко от одной только мысли, сердце заходится в ужасе от того, что я собираюсь сделать. Да и выйдет ли это у меня? Изменить вид живого. Не просто поменять внешность, а полностью изменить. Бабушка говорила, что это возможно. Мышь она на моих глазах превратила в ворону. Сама, правда, потом долго сидела и не могла встать. Сил на заговор ушло много.

— Не глупите, госпожа Талила. Я оборотень. Вы ничего не сможете мне сделать.

— Как неизменно всходит луна, как рождается солнце изо дня в день, — я смотрю прямо в лицо доброго старика и читаю бабушкин заговор, — Такой же точно неизменной останется преображение живого. Оборотень станет…