— Вы? — наконец-то ко мне вернулся голос, и я в полной мере удивилась посетившему мои родные пенаты брутальному военному.
— Я! — не менее удивлённо подтвердил ВДВшник, будто все мы застали его за прелюбодеяниями с гамадрилами.
— А что вы здесь делаете? Вы что, следите за мной? — обличающе прошептала я, напуганная почти до потери сознания.
— Я? Слежу? — начал зычно, как это принято в рядах вооружённых сил, орать шкафоподобный детина, но вспомнив, что сейчас он на гражданке, смягчил голос, чтобы я не померла от ужаса. — Нет-нет, я всего лишь пришёл, чтобы… чтобы… отблагодарить!
— О, — только и смогла сказать я. — А зачем тогда вы убили нашего дядю?
— Убил? — каждую мою фразу он повторял в форме вопроса. Нет, у него и правда, с интеллектом проблемки. — Кого? — он стал осматриваться, упорно не замечая самого главного.
— Да! Дядю! Смотрите, он не дышит, — я устремила указательный палец на прижатого к паркету здоровенной дверью Максима, который точно мёртв не был — такого медведя за просто так на поезд с конечным пунктом «Тот свет» не отправить.
Десантник активизировался, почесал клешней череп и с лёгкостью прибрал дверь с бессознательного Макса. Он чуть не грохнулся в третий на сегодня обморок от увиденного прикида «эмо-боя», но сдержался, лишь губы его предательски прошептали: «Мама». Он окинул нас, меня и Стасика, видавших всякое, взглядом, убедился, что мы в страну несознанки отправляться не желаем, и, взяв себя в руки, подскочил к потерпевшему и проверил пульс. Только тогда его лицо разгладилось, и он облегчённо вздохнул:
— Живой…
— Всё равно неясно, зачем вы к нам припё… то есть пришли, — продолжала я гнуть свою линию.
— Да я здесь, чтобы отблагодарить вас за проявленную доброту и благодетельность.
Это странно выглядело. Я бы могла понять, что он хотел меня отблагодарить после того, как я отогнала от него жуткую молодящуюся бабулю, но ведь не после того, как я бросила его в глубоком обмороке. И дверь нашу вышиб, это же каким сильным было желание выразить благодарность. Он серьёзно? Может стоило его тоже электрошокером обработать, но тот остался в руках Стаса.
— Хорошо, спасибо, — вымолвила я, придвигаясь к братишке.
— Пожалуйста.
— Вас, наверное, дочка прислала, да?
— Кто? — не сразу понял ВДВшник. Как только его родные терпят, такого тугодума. Он не перестаёт меня удивлять глубинами природной натуральной глупости. Хотя если сравнивать шкафо-форматных мужчин, то и мой муженёк вроде интеллектом не блещет. — А, да. Точно. Дочка моя добра сердцем, как и вы, Елена Родионовна.
— А откуда вы знаете, как меня зовут? — моё сердце забилось быстрее, чувство, что творится что-то неладное, заполнило меня. Я, уже не осторожничая, кинулась к Стасу, за его спасительную спину, но на моём пути двумя вражескими крейсерами стояли обморочный Максим и Феоклист: об первого я благополучно споткнулась, а второго снесла с ног, повалившись сверху. И он, сориентировавшись за сотую долю секунды, откинул под комод трость, перевернулся, подмяв меня под себя. Муравейник нереализованных гормонов вновь воскрес в его больших янтарных, с шоколадной крошкой в радужках, глазах, которые разглядывали меня сквозь опрокинувшуюся на лицо чёлку темных волос (я-то думала, их бреют на зоне), а татуированные руки немедля стали лапать меня за ягодицы, шепнув в лицо: «Чика, давай взорвём!»
В тот момент, когда я, вспыхнув как маковое поле, мысленно приготовилась расцарапать ему возбуждённо-радостную физиономию, меня одной рукой за шкирку вытащили из-под Фео и, как только я прекратила бултыхать ногами в воздухе, поставили на ноги:
— Елена Родионовна, я знаю, как вас зовут и где вы живёте. Неужели вы считаете, что с подобными знаниями я не могу знать, кто ещё здесь живёт? — убедительно сказал десантник, чем заработал моё ещё большее недоверие.
— И кто ещё здесь живёт? — спросила я, а Феоклист, приободрённый взглядами друзей, показывающих ему большие пальцы над головами стоящих в дверном проёме Серафимы и Агриппины, поднявшись с пола, стал приближаться ко мне, хитро подмигивая. Вероятно, ему казалось, что я с ним заигрываю. Вот же олух. Надо будет мейк-апчик смыть и показаться ему на глаза — тогда точно отважу от своей беспечной персоны.