Дождавшись, пока варево остынет до вполне приемлемой температуры, я разбудила больного, который, завидев кубок в моих руках, закрыл глаза и прикинулся мертвым.
– Я не стану пить это! – возмутился Демон, отворачиваясь от меня.
– Отлично! – сказала я ласково. – Тогда будь так любезен, умри побыстрее и оставь меня своей единственной наследницей. Слушай, а ведь действительно! Отпиши на меня свое состояние и можешь умирать спокойно. Разрешаю!
– Еще чего… – возмутился пациент. – Облизнешься! Я лучше отдам его Ленсу. Пусть мучается, думая, кому еще бы раздать его. Поверь мне, даже ему понадобится несколько лет, чтобы бездарно, но очень благородно спустить его.
– А как же я? Бедная племянница? – жалобно спросила я, с нежностью глядя на этого упрямца.
– Тебе я не оставлю даже ломаного гроша! – категорически ответил Демон. По голосу чувствовалось, что он улыбается. – Даже если ты будешь сидеть возле моей кровати во время моей агонии и держать меня за руку, в уме подсчитывая размеры наследства.
– У тебя дети есть? – поинтересовалась я с юридической точки зрения. – Жена есть?
– Жены нет, а про детей – не знаю, – отозвался дядя, закрывая голову одеялом. Спрятался… Какая прелесть!
– Отлично! Я – твоя единственная наследница. А если кто и объявится, то я быстро конфискую твое состояние в пользу короны! Так что не волнуйся, любимый дядя. Можешь умирать спокойно… – вздохнула я, ожидая ответной реакции. – И вообще, это не то, что ты подумал. Это – вино. По особому рецепту. Помогает от кашля… Так что хватит вредничать и пей.
Через пять минут увещеваний больной прикинул, что к чему и передумал умирать. Он даже соизволил попробовать мой напиток, вылезая из своей «берлоги».
– Горячее вино? – принюхался он к содержимому. – Моя дорогая, ты издеваешься!
– Пей! – заорала я, теряя терпение. – Так задумано!
– Ладно, ладно… – гордо сказал Демон, улыбнувшись. – Из твоих рук хоть яд…
Самое интересное, что напиток он распробовал. И даже попросил добавки. Через два дня он, пошатываясь, уплелся в свою комнату, ни сказав ничего. Про благодарность я вообще молчу.
Слухи распространялись быстро и незаметно, как вши в дружной детсадовской группе. Пусть они и возникли неспроста, но кто-то явно подливал маслица в огонь. Стоило мне появиться, как все тут же замолкали, делая вид, что никакого разговора не было. Однажды в тронном зале я услышала отчетливый шепот: «Ведьма!» Для простого люда, охочего до свежих сплетен, факт быстрого и загадочного выздоровления моего «родственника» от «страшной смертельной хвори» стал просто находкой. Кто-то вспомнил нас с Джоан, идущих с котлом, потом кто-то из слуг лично засвидетельствовал, как я в полнолуние зарезала младенца, окропив его ослиной мочой, а «очевидца» якобы просила подержать осла в момент опорожнения, пока сама возилась с ведром. И теперь каждый своим долгом считал предположить, каким-таким расчудесным образом, разогнав всех лекарей, я сумела вылечить не что-нибудь, а обычную респиратурку! Так благодаря слухам котел с вином превратился в зелье на крови, а ОРВИ, благодаря стенаниям больного, – в местное подобие бубонной чумы. Лично я слышала версию о том, что за ночь принесла в жертву сорок одну девственницу. Версия мне понравилась, особенно учитывая тот факт, что я не просто отыскала таких, но и самолично проверила каждую девушку на целомудренность. Так из обычного терапевта я быстро переквалифицировалась в гинеколога.
Эти слухи меня забавляли. У Джоан на это был один ответ – покрутить пальцем у виска и развести руками. Сама она была мало того что немой, так еще и неграмотной, поэтому никаких слухов не могла распустить при всем желании.
Ленс побирался постоянно. Как только он подходил ко мне, я сразу начинала ускорять шаг, ссылаясь на «очень важные государственные дела». Но стоило ему поймать меня за руку и жалобно начать рассказ о «бедной, но очень честной девушке, которую обесчестил дворянин и которая стоит на паперти с ребенком и просит милостыню», у меня начинал дергаться правый глаз. Я уже устала давать ему деньги, тем более что мои сбережения подходили к концу. А вот поток сирот и убогих все не иссякал. Скорее наоборот! Увеличился в разы. Если раньше прошений было одно-два, то теперь Ленс шел ко мне с целым списком.
– Ты пойми! От этого зависит их жизнь! – восклицал он, принимая из моих жадных рук «гуманитарную помощь». Я составила рейтинг историй. Первое место занимали истории о «бедных многодетных вдовах», которые рассчитывали на пенсию по потере кормильца, но вполне будут довольны единоразовой выплатой. Второе место занимали «больные дети», а третье место по праву носили «старики, которые просят милостыню на паперти и от которых отказались неблагодарные дети». Я понимаю, что жизнь – не сахар, но эта благотворительность меня явно напрягала.
Я сидела в своей комнате после очередного рассказа Ленса о «выброшенной на улицу сироте», который разжалобил меня ровно на один золотой. Несмотря на регулярные пожертвования, народной любимицей я не стала. Так что, как верно подметил дядя: «проще откупиться». И я откупалась от постоянного нытья и жалоб на тяжкую жизнь простого люда. В казне лежали пятьсот тысяч золотых. Ровно половина той суммы, которую предстоит уплатить, а где взять еще столько же, я даже не представляла. У меня начался период уныния, плавно перетекающий в настоящую хандру. Пока я перебирала в уме все возможные варианты заработка, дверь открылась и на пороге появился мой «любимый родственник», как теперь называли его за глаза.
– Моя дорогая, что-то ты совсем приуныла, – заметил мой дядя, падая в кресло. – Неужели ты услышала новость раньше меня?