– Все нормально… – отмахнулась я, явно не желая продолжать разговор.

– Та вдова, которая сегодня приходила на прием… Я встретил ее во дворе замка. Она была вся в слезах. Ей не на что кормить детей… Не окажешь ли ты милость помочь ей. У меня сердце разрывается при мысли о том, что бедняжка обречена погибнуть от голода вместе со своими малютками! Ей много не надо… – произнес Ленс, заглядывая мне в глаза.

– Опять? Вчера пять золотых для семьи лесоруба, позавчера пять золотых для сирот! Послушай, Ленс! Через три недели мне предстоит заплатить дань в миллион золотых. В противном случае начнется война. Нас просто возьмут и растопчут. Ты это понимаешь? Я должна собрать эти деньги! Любой ценой. У меня нет возможности помочь всем сиротам и обездоленным! Если начнется война, то погибнет не сотня, а тысячи людей! И твои «обездоленные» умрут в первую очередь! – ответила я, вырывая свою руку из его руки.

– Я знаю… Я об этом слышал… Но… неужели нет способа помочь этой бедной женщине? Ну, будь же милосердной! Если хочешь, то я встану на колени и буду умолять тебя об этой милости!

– Сколько ей надо? – поинтересовалась я, намереваясь уйти.

– Пятнадцать золотых. Ей нужно заплатить по долгам мужа и купить еды… А еще ей нужно починить старый дом… – прошептал Ленс, заглядывая мне в глаза.

– Сколько? – удивилась я. – Пятнадцать? Да я ей больше трех не дам!

– Ну дай хотя бы три… Я уверен, что она будет счастлива! Бедняжка даже на такое не рассчитывала…

Я отсчитала три золотых из намного похудевшего мешочка моей бывшей служанки. Честное слово, как от себя оторвала!

– Благодарю! Благодарю! Я поспешу порадовать ее! – заулыбался Ленс, принимая деньги из моих рук. – Но тут такое дело… Я видел у ворот замка девочку, которая просила милостыню. В замок ее не пустили. Она стояла на морозе с протянутой рукой. Это же ужасно, не так ли?

– Ленс! Я дала тебе деньги. Больше ты от меня сегодня не получишь! Если ты действительно хочешь помочь кому-то, то займись чем-нибудь полезным! Заработай деньги и раздавай их направо и налево. Пойди, наруби дров бедной вдове, в конце концов! – предложила я с едва скрываемым раздражением.

– Опять я слышу слова твоего дяди, звучащие из твоих уст! – вздохнул Ленс. – Кстати, где он? Я его давненько не видел!

– Он заболел… – мрачно ответила я, надеясь, что пушкинское «когда не в шутку занемог» не станет пророческим.

– Это Провидение его покарало! Так всегда бывает с плохими людьми! Я недавно пришел к той мысли, что Провидение существует. Оно карает бесчестных людей по заслугам! Рано или поздно кара постигнет любого, кто хоть раз в жизни совершил гнусный поступок! – произнес Ленс.

– А почему же тогда твое Провидение не помогает сиротам, обездоленным, бродягам и прочим доходягам? – поинтересовалась я, глядя в светлое и одухотворенное лицо философа.

– Этого я еще не понял. Но я обязательно постараюсь это понять и объяснить людям! – воскликнул Ленс, радуясь новому поводу повалять дурака.

– Лучше объясни им, что до конца месяца денег нет. Но приободри их, чтобы не унывали и держались! – язвительно ответила я, давая понять, что разговор окончен.

– Есть у меня еще одна просьба. Я возьму листы бумаги и чернильницу? – спросил философ. – Я просто подумываю написать книгу! Я долго думал о жизни и смерти. И пришел к выводам, что когда я умру, вместе со мной умрет мое слово. Я хочу оставить свое слово, свои мысли людям будущего.

– Отлично! – наигранно восхитилась я, радуясь, что даже для этого обормота нашлось дело.

Когда я переступила порог комнаты, то застала странную картину. На кровати в глухой обороне стояли насмерть два героя. Пес рычал с молчаливого одобрения усмехающегося хозяина, стоило только Джоан с кубком приблизиться к больному.