То ли это входило в План – да не в твой, братец, план, а в… в Его План! Того, Кто мосты всё время разводит, а потом сводит. Разводит – и сводит… Это что б поторчал ты на бережку, который покинуть время пришло. Остановился чтоб, оглянулся… Чтоб помыкался, порожал – всё новое ведь в муках рождаться обязано, не помучаешься – не набьёшь тех шишек, не натрёшь тех мозолей,без которых русскому – ну никак.
Нет! Ну вы посмотрите на этого чудака! Лоция… Маршрут… План… Да в СССР целый Госплан был, тысячи клерков-совслужащих с дипломами, в очёчках на сизых носах сидели, корпели, ЭВМ гоняли, не жалея электричества, перфокарты дырявили – всё дебет возможностей с кредитом потребностей сводили в Пятилетние государственные планы. И что? Где тот Госплан с его правильной плановой экономикой? Всё им сверхплана давай да давай. Вот и дали – вне всякого плана.
Не-ет… Наше всё – это чтоб помучиться.
Так. Стоп. Словомешалку – под это самое…. мешалкой. Что, парень, – растерялся? Знамо дело, у тебя первый признак растеряшливости – из мысли в мысль начинаешь перетекать, растекаешься, как дурные вешние воды… Ну что ж, воды схлынут – караси останутся. Так, соберись! Соберись, а то костей не соберёшь… Вон, возьми для начала фолиант про деньги мира, или уже раздумал исследовать проблему?
Выпить хочется. Но не буду. Думать не хочется. Но буду.
Про деньги. Евро
3 руб. 80 коп.Полковнику позвонили
Вдруг ожил мой сотовый, да так энергично – вибратором об стол бьёт, электронным оркестриком своим дудит, старается, словно извиняясь за долгое бездельничанье. А чего извиняться? Дело житейское – отставным полковникам и раньше не писали, и теперь не звонят. Кому они нужны – все рядом. Жена да дети…
Да! Вот только что влетело в башку: а ведь «Полковнику никто не пишет» – повесть о деньгах, о страшной нужде в них. Деньги – главный стержень, на который нанизано там всё. Это и пенсия, которую… то ли пятнадцать, то ли того больше лет – никак не назначат ветерану тамошней революции (И «никто не пишет» – это не какие-то там «некто», а – конкретно чиновники, зажавшие эту самую пенсию). Это и те гроши, что откладывают нищие земляки полковника в надежде на победу его бойцовского петуха. Это, наконец, вообще Деньги – монеты, банкноты, ужасающей нехваткой которых насквозь пропитан убогий мир латиноамериканского городка, в котором обитают герои повести*.
– Добрый день, Гойда… алло!… Ты слышишь меня? Как поживаешь?
Гойда – это моя фамилия. И даже больше, чем фамилия. А «тыкает» абонент мне, своему экс-директору, наставнику и старшему товарищу, не из-за недостатка в воспитании или такта – вовсе нет. Причины тому две. Первая: у журналистов это устоявшаяся традиция – называть коллег по имени и на «ты». Далеко не все, кто потом выбивается в редакционные начальники, ей следуют, но я – из традиционалистов. В каком бы статусе ни оказывался – редактором, наёмным директором или владельцем издательства – я старался оставаться для своих сотрудников прежде всего товарищем, коллегой. Получалось ли со всеми или не получалось – вопрос второй, но видят Боги, я старался.
Это – во-первых. А во-вторых – сохранению «ты» в отношениях способствовала моя фамилия