– А что это за история, будто он вам угрожал? – молодой человек вдруг вспомнил намеки служанок.

Она махнула рукой, говоря этим жестом «неважно», снова улеглась на кровать, водрузила себе на лоб тряпку, которая, должно быть, была уже совсем теплой и закрыла глаза. Проделав все эти действия, она все же решила ответить:

– Он гневался, обвинял меня в том, что я коварно заманила его в свои сети, чтобы обезвредить и посмеяться над ним. Ничего особенного, такое с ним случалось иногда. Нельзя сказать, чтобы его обвинения были полностью лишены оснований, однако они сильно преувеличены. Он был довольно забавен и остроумен, и я вполне могла бы поддерживать с ним приятельские отношения, если бы он не стал совершенно невыносим.

Амато едва не задохнулся от возмущения.

– Даже если и так, что же, вы должны были позволить ему и дальше вести себя таким мерзким образом? Да что он себе позволял, негодяй! Вам можно только посочувствовать, что вы его столько терпели… Он хотя вспомнил о том, что вы вернули ему имение? Что вы спасли его от Меченого? Что он должен был быть благодарен вам до конца жизни? – он мерил шагами комнату, продолжая кипеть, и закончил свою гневную речь обвинительным вопросом: – Я подозреваю, вы не сказали ему ничего из этого?

– Конечно, нет, приличный человек не будет напоминать о своих благодеяниях, хотя я вряд ли подпадаю под это определение – она по-прежнему лежала, закрыв глаза с отрешенным видом, и вдруг заявила невпопад: – знаете, в семейных хрониках я вычитала довольно интересную вещь – девиз рода Эртега до Каурина Короткого звучал как «Ни жалоб, ни оправданий». Мне кажется, это отличный жизненный принцип, я намерена его придерживаться. Но сегодняшний день – исключение, – она открыла один глаз и подмигнула ему. – Я имею в виду свои стенания относительно головной боли.

– Вы можете стенать, сколько вам заблагорассудится, – великодушно разрешил Амато. – Нужно было забрать сонет из комнаты альда и попросить Меченого, чтобы он и его люди не распространялись о нем, – внезапно осенило его. – Он слишком явно указывает на вас, это испортит вашу репутацию…Может быть, еще не поздно…

– О, не беспокойтесь об этом, моя репутация испорчена уже с рождения, – она усмехнулась. – Кроме того, о существовании этого сонета уже наверняка знает весь дворец. А что в нем было вообще?

Амато пожал плечами и прочел несколько запомнившихся строк. Далия задумалась и замолчала.

– И кто бы мог подумать, что этот же самый человек был автором «Сонета №999»? – со вздохом спросила она.

– Его автор не Дамиани, – с затаенным злорадством заявил Амато. Она неоднократно восхищалась при нем этим сонетом и говорила, что написать подобную вещь мог только человек очень талантливый и тонко чувствующий, а он был вынужден молчать, поскольку его разоблачения выглядели бы низкой попыткой опорочить соперника.

– А кто же тогда? – изумилась она.

– Принц Арно, скорее всего, – нехотя признался он, – я вам потом расскажу об этом…

Вряд ли бы его попытки уйти от этой темы увенчались успехом, однако в этот момент дверь настежь распахнулась, и в комнату в состоянии крайнего возбуждения ворвалась горничная Далии.

– Ваш поклонничек… того…кони бросил! – объявила она голосом, в котором Амато послышалась нечто, подозрительно похожее на торжество. – Наставил на себя арбалет и поминай, как звали! Все говорят, что вы свели его с ума, и что вы настоящая роковая красавица, как та царица древняя, как там ее… Очень удачно все сложилось, что он успел сам наложить на себя руки, а то прирезали бы его, как собирались, и никакой бы пользы от него не случилось, а сейчас … – неожиданно горничная замолчала, споткнувшись на полуслове, и после долгой паузы пискнула – ой!

В надежде понять, что происходит, Амато перевел взгляд на Далию, и понял только одно: раньше он никогда не видел, как она сердится. В глазах, ставших совершенно желтыми, мелькали вспышки молний, и вся она казалась налитой гневом, как грозовая туча водой, и разве только не потрескивала. Амато почему-то стало страшно. Горничная попятилась обратно к двери.

– Разболталась я тут с вами, баба брехливая, а мне же надо еще кружев вам взять, платье обновить, а то король-то со всей толпой уже воротятся через три дня, а вы в старье опять, да и пригляжу шелка, у Марены с Толенского моста муж вернулся из Лигории и говорят, привез кучу и шелка, и атласа. Ну да ладно, до свиданьица – она уже бралась за ручку двери, однако ее маневр был пресечен на корню:

– Стоять!

Амато не сразу понял, что голос принадлежал Далии.

Служанка повернулась, подбоченилась и с вызовом заявила: