Он заявил, что Рабег не имел никакого значения: что войска в Медине были парализованы не Рабегом, а присутствием Фейсала в горах Субх. Он внезапно завоевал симпатии. То, что он пренебрегал ношением ремня, стало в глазах окружающих лишь забавной слабостью. «Они стали проявлять вежливость ко мне и говорить, что я наблюдателен, что у меня есть острый стиль и характер. Они указывали, каким благом с их стороны было освободить меня для арабского дела в его трудном положении».[279]

И, чтобы все эти таланты не пропадали втуне, ему поручили печатать марки независимого Хиджаза. Хуссейн собирался провозгласить себя «королем арабских стран»[280]; Англия и Франция благоразумно собирались признать его королем Хиджаза[281].

Лоуренс, вскоре вызванный главнокомандующим, был перехвачен по пути его начальником штаба, одним из главных противников восстания. «Я был изумлен, когда при моем появлении он вскочил на ноги, наклонился вперед, схватил меня за плечо и прошипел: «Теперь только не напугайте его: не забудьте, что я скажу!»

На моем лице, вероятно, отразилась растерянность, так как его единственный глаз стал ласковым, и он усадил меня, и мило заговорил об Оксфорде, и что за прелесть быть студентом, и об интересе к моему докладу о жизни в рядах Фейсала, и о своей надежде, что я вернусь туда, чтобы вести дальше так хорошо начатое дело, перемежая эти любезности замечаниями о том, как нервничает главнокомандующий, и как он беспокоится обо всем, и как необходимо дать ему успокаивающую картину дел — хотя бы даже и в розовом цвете, поскольку они не могут позволить себе отвлекаться ни под каким видом.

В душе я был крайне удивлен и пообещал вести себя хорошо, но отметил, что я стремлюсь обеспечить арабам дополнительные припасы, оружие и офицеров, в которых они нуждаются, и, чтобы добиться этого, я должен привлечь на свою сторону все интересы, если необходимо (потому что на пути долга я ни перед чем не остановлюсь) — даже волнение главнокомандующего; на этом месте генерал Линден-Белл меня прервал, сказав, что снабжение — это его роль, и тут ему не надо напоминаний, и он считает, что сразу же, здесь и сейчас, может подтвердить свою решимость сделать для нас все, что в его силах».[282]

Доверие к Лоуренсу, то назначение и та ответственность, которые он принял на себя, основывались на сильной позиции Фейсала в горах Субх. Только эти горы защищали Мекку: только они, если бы арабы получили оружие, которое им с этих пор обещали, позволяли бы подготовить осаду Медины — или парализовать армию Фахри. Не успел Лоуренс высадиться, возвращаясь к Фейсалу, как эта позиция, по всей видимости, была потеряна.

Радио из Джедды передало ему призывы эмира. Турки объявили великого шерифа еще одним членом семьи Пророка, который собирался отправить послов во все племена. Они клеймили позором соглашение (к счастью, недоказанное) Хуссейна с христианами, провозглашали свое намерение «обратить на истинный путь сомневающихся арабов»[283], и объявили о своем приходе, которому предшествовало множество турецких дивизий. Арабы почти не верили в то, что продержатся против ста тысяч человек, экипированных по-немецки, и шейхи, которые рассчитывали на английскую помощь, не забыли о кампании в Куте.

Фахри-паша, покинув Медину с отрядом турецкого гарнизона, вышел на долину Сафра и горы Субх. Эмир, который ждал обещанного оружия, требовал срочных подкреплений из Мекки, хотя не надеялся их получить. Англичане направили несколько самолетов, но слабый египетский контингент, который их сопровождал, был больше занят тем, что защищал себя от арабов, собиравшихся их ограбить, чем войной с турками…

Несколько дней спустя — новые депеши: Фейсала атаковал Фахри, и он удалился в Йенбо. Побеги и дезертирство в его армии возросли.

Когда Лоуренс высадился в Йенбо, турки, которые спустились в долину Сафра к морю, ударили по порту Фейсала в Рабеге.

База в Йенбо была основана: провизия, боеприпасы, инструкторы. Освобожденные пленные, решившие служить шерифу (многие отказались, так как хотели служить лишь в качестве офицеров), формировали из добровольцев, выбранных среди крестьян, рабов и бедняков, подчиненных шерифу и его сыновьям, ядро регулярной армии. Наконец, хотя эмир и отступал, кочевники каждый день за справедливую награду сдавали в Йенбо турецких пленных.

Отступление Фейсала еще не вынудило его покинуть горы. Не могло быть и речи о том, чтобы он за девять дней преобразил свои войска в легкую пехоту с мощным вооружением, как предлагал Лоуренс. Все, на что он мог надеяться — что эмир, несмотря на свое отступление, удержится в горах и будет отгонять турок, пока его армия будет реорганизовываться.

Он выехал как можно скорее, чтобы встретиться с Фейсалом. Ему был дан в проводники сводный брат эмира джухейна; его земли окружали Йенбо. Молодой шейх ненавидел турок: они презирали его, сына абиссинской рабыни, за черную кожу. Лоуренс знал, что все чернокожие вожди готовы сражаться с турками и поэтому готовы служить великому шерифу. Тем внимательнее он расспрашивал того, на чьей территории должны были развернуться ближайшие бои.

Если кочевники, сказал шейх, были готовы подняться против турок, то не все их вожди были на это готовы. Его брат, эмир, выжидал, хотя большая часть его племени перешла на сторону восставших. Наследственный судья их племени служил проводником армии Фахри по территории джухейна. Шейх билли, территория которых граничила на севере с территорией джухейна, был в нерешительности. Он всему предпочитал мир, но, вынужденный сражаться, выбрал турок, и потому удерживал свою власть, боясь лишь победы арабов. Многие шейхи, решив, как и он, оставаться пассивными, не меньше, чем он, были готовы присоединиться к победителю. Те, кто ненавидел турок, не обязательно любил шерифа; застарелая кровная месть, едва сдерживаемая среди ополчения, совсем не сдерживалась в пока нейтральных племенах. Возникали тысячи проблем по части первенства и командования; наконец, даже те, кто хотел сражаться, хотели также получать плату, что оборачивалось долгой торговлей.

Однако Лоуренс не собирался поднимать разрозненные племена, которые туркам было бы легко разбить одно за другим. Он достаточно изучил тактику, применяемую Саладином против крестоносцев, чтобы знать ее эффективность[284]: он намеревался собирать армию Фейсала в каждом племени, по территории которого они проходили бы, в тот момент, когда они добирались бы до нее. Ему надо было завоевывать шейхов по одному, каждого в свой час; всякий успех в этом направлении должен был подразумевать победу. Успех тем более нелегкий, что он не мог действовать прямо. Скорее как пророку, чем как генералу, ему необходим был великий переговорщик.

Когда он прибыл в долину Нехль, которая, как ему сказали, была пуста, и где они с проводником собирались заночевать, огромная толпа теней сновала там в беспорядке: это была армия Фейсала.

До Йенбо оставался один переход…

«Масса армии Фейсала заполняла долину от края до края. Горели сотни костров из терновника, и вокруг них арабы готовили кофе, ели, спали как убитые, закутанные в свои покрывала, сгрудившись рядом вперемешку с верблюдами. Такое множество верблюдов, оставленных просто так или связанных, на всей территории лагеря создавало неописуемый беспорядок; постоянно прибывали новые, и старые ковыляли к ним на трех ногах, ревя от голода и возбуждения. Выходили патрули, караваны разгружались, посреди всего этого сердито брыкались дюжины египетских мулов.

Мы пробились сквозь эту сумятицу, и на островке спокойствия в самом центре долины нашли шерифа Фейсала. Мы остановили верблюдов рядом с ним. На ковре, разложенном на голых камнях, он сидел между шерифом Шаррафом, каймакамом Умарата и Таифа вместе взятых, его двоюродным братом и Мавлюдом, суровым, стремительным старым патриотом Месопотамии, теперь выступающим адъютантом. Перед ним секретарь на коленях записывал приказ, и в стороне еще один читал донесения вслух при свете посеребренной лампы, которую держал раб. Ночь была безветренная, воздух тяжелый, и незащищенный огонек держался твердо и прямо».[285]

Турки предприняли вылазку в тыл арабов; сражавшееся племя гарб, устрашенное мыслью, что враг может напасть на их семьи, рассеялось, чтобы соединиться с ними. Зеид, который командовал в отсутствие Фейсала, ушел на переговоры с племенами и едва не оказался захваченным в плен; тем не менее, он ушел от нападения, спас свою поклажу и верблюдов. Но его войскам не было другого выхода, кроме бегства в Йенбо.