В двадцать два пятнадцать в коридор ворвались матерные крики Хоя. Облегченно вздохнув, я аккуратно отомкнул замок, чуть-чуть приоткрыл дверь и выставил наружу зеркальце Эдит. Моя красавица, застопорив, как положено, дверь номера под прямым углом к плоскости коридора, выписывала зигзагообразные загогулины, приближаясь к наблюдательному пункту бдительных «этажерок». При этом она что-то возбужденно выкрикивала по-французски, из чего я заключил, что в процессе моего отсутствия председательша коммуникационной комиссии ударно глушила стресс тем самым хорошим коньяком, который предназначался вроде бы для имитации некоторой степени опьянения. Дождавшись, когда Эдит развернула во всю ширь перед «этажерками» свою очередную пеструю тряпицу, надежно перекрыв им сектор наблюдения, я выскользнул в коридор, запер дверь подсобки и приставными шажками прошлепал в номер.

Уффф!!! Ну и где ты, мой красивый Эль?! Где твоя сверхбдительная служба безопасности? Два — ноль, дорогой ты мой, с чем тебя и поздравляю!

Быстро раздевшись, я упрятал диктофон в сумочку Эдит, кассету с записью уложил в карман ее плаща и юркнул в ванну. Плеснув немного экстракта, я открыл горячий кран — вода в ванне успела остыть до комнатной температуры. Спустя пару минут моя подружка прибыла обратно, имея крайне недовольную мину на лице и бутылку препаршивого местного коньяка самопального разлива в руках. Судя по всему, состоялся тривиальный обмен — цветная тряпка, которой она махала перед носом «этажерок», отсутствовала.

— Баксы не дали — всучили коньяк, — резюмировал я, когда Эдит избавилась от халатика и нырнула ко мне в ванну. — Тряпочка, судя по всему, стоила немного дороже, чем бутылка коньяка. Верно?

— Блузон есть пятьдесят баксов, — плачущим голосом прошептала Эдит, смешно морща носик. — Сволочь! Два толстый сволочь!

— Классный коньяк, — похвалил я, раскупоривая бутылку и выливая половину ее содержимого в раковину. — Пятьдесят баксов за пузырь — это вам не с крыши писать! Не горюй, у русских есть такое изречение: «дорога ложка к обеду». Врубаешься?

— Я обед — гамбургер, можно спагетти с чеддер. Ложка совсем нет — вилка нужно, — печально отпарировала Эдит, в очередной раз поразив меня своей приземленной интерпретацией столь расхожего выражения, казалось бы, исключающего другую трактовку.

— Ладно, не переживай — я тебе подарю что-нибудь сногсшибательное из этой же серии, — лживо пообещал я. — В сто раз лучше, чем твоя тряпочка. Идет?

— Так можно! — моментально оживилась Эдит и полезла ко мне на грудь, не переставая морщиться. — Как прошел вояж?

— От меня сильно воняет? — шепотом спросил я.

— Сильно нет, — помотала головой Эдит. — Другой амбре — не гоффно. Такой — сведьжи латекс. — Заявив это, моя подружка вдруг ухватила с полки освежитель воздуха для туалетных комнат и скомандовала:

— Глаз накрыть — будет сведьжи йолка!

Не успел я возразить, как плутовка окатила меня обильным облаком пахучего аэрозоля и тут же отъехала в другой конец здоровенной ванны, довольно скаля белоснежные зубы.

— Я щас покажу тебе «свежий латекс», — грозно прорычал я, хватая Эдит за ногу и подтаскивая поближе. — Я щас тебе такое… — В этот момент в дверь номера настойчиво забарабанили чьи-то сильные кулаки. Эдит испуганно сжалась и изобразила попытку нырнуть под воду. — Все идет по плану, — одними губами прошептал я. — Мы с тобой пьяны — вдребодан. Занимаемся в ванне здоровым сексом, потому ничего не слышим. Когда вломятся, надо изобразить пьяное негодование. Ясно?

— Дре-бо-дан-н, — с удовольствием повторила Эдит, сноровисто пристраиваясь на меня в положении «пьяная наездница без стремян на сильно спешащем по делам мустанге» и выбрасывая за борт ванны свою очаровательную левую ножку, не вписывающуюся в столь замысловатую конфигурацию. И тут же, с ходу, начала активно елозить попкой, вполне натурально издавая эротические стоны и подкрикивая с интервалом в три секунды. Сильные руки продолжали барабанить в дверь номера с прежней настойчивостью, а спустя малое количество времени к этим рукам присоединились не менее сильные ноги — дверь ощутимо сотрясалась от ударов, обещая вот-вот сорваться с петель.

— Что они там — не могут у «этажерок» запасной ключ взять?! — возмущенно пробормотал я, крепко обнимая Эдит и чувствуя, что крайняя необычность ситуации наполняет мои изможденные чресла весьма противоречивым вожделением, в данном случае совершенно неуместным. — Вот уроды!

— Я оставить клуч на здесь сторона, — пояснила Эдит в промежутке между ритмичными вскриками и внезапно охрипшим голосом сообщила:

— Дверь сильно толстый… Ты успеть взять я, когда он будет сломать… Ой! — а меня и не надо долго уговаривать, я уже готов! Сграбастав скользкую председательшу в охапку, я стремительно поменял позицию — теперь за бортом ванны оказалась правая ножка дамы, не менее очаровательная, чем левая: она опять не вписалась в столь замысловатую конфигурацию. В общем, входная дверь сотрясалась от ударов, плохо закрепленная ванна сотрясалась от наших ритмичных движений, а вода обильно выплескивалась на пол — получился весьма впечатляющий ватерсекс в нестандартной обстановке, чреватый потопом на нижнем этаже — сток в ванной отсутствовал.

По прихотливой воле случая мы с прекрасной русалкой схлопотали совместный оргазм именно в тот момент, когда дверь, не выдержав ударного воздействия извне, сорвалась с петель и со страшным грохотом рухнула на пол. Впрочем, грохота мы не слышали, его заглушил восторженный вскрик в хоровом исполнении, равновелико воодушевленный как снизу, так и сверху. Дверь ванной распахнулась, и на пороге возник Эль Бичкаев, глаза которого горели всепоглощающим огнем охотничьего азарта. За спиной замзава маячили физиономии двух давешних «плащей».

— Ты не правильно заходить! — возмущенно крикнула Эдит, выворачиваясь из-под меня и сердито стукая кулачком по воде. Клочки пены стремительно стартовали в разные стороны, забрызгав пиджак Эля и медленно вытягивающиеся от изумления лица «плащей». — Ты не должен заходить мой компатмент!