Впрочем, это не важно. Сейчас — не важно.

Томасу нужна Кира.

Он закрывает дверь и заглядывает в соседнюю комнату. И там, наконец, он видит ее. Киру. И Марлу, сидящую у подножия кровати прямо на полу.

Кира лежит неподвижно в умиротворенной позе на спине. Ее обнаженные руки поверх одеяла покрыты синяками, и Томас чувствует, как горло перехватывает. Он тихо рычит.

— Можешь не стесняться, — Марла горько усмехается. — Она не спит. Она без сознания.

— Почему? — гнев сменяется страхом.

Кошка вздыхает.

— Потому что все это время, что она была у них, вместо обеда ее кормили "черным порошком" и, демоны знает, чем еще.

Томас чувствует, как грудь обжигает холодом. Подонки, как они посмели! Шагнув к кровати, он опускается на колени и берет в руки ладонь Киры, холодную и безжизненную. От Киры пахнет мылом, а от постели — свежестью. Теперь понятно, что здесь делает кошка: очевидно, Капитану нужна была помощь женщины. Да и ночная сорочка, в которую одета Кира, выглядит знакомой. Это сорочка Марлы.

Томас прижимается лбом к прохладной коже ладони Киры и закрывает глаза.

Он пытается радоваться тому, что она жива. Она здесь. В безопасности, тепле и среди друзей.

Почему же ему так горько? Почему в глазах Марлы мелькают огоньки бессильной ненависти? Почему Ника плачет, а Капитан кажется бездушной куклой?

И тут Томас понимает. А точнее — чует. Сквозь аромат мыла пробивается запах того, что похитители делали со своей пленницей. Запах насилия и мужской похоти.

— Отпусти ее. Она вряд ли поблагодарит тебя, если проснется со сломанными пальцами, — он слышит голос кошки будто бы сквозь вату. Моргнув, он осознает, что сжимает ладонь Киры до хруста в костях.

Отпустив ее, он поворачивает голову к Марле. На краю сознания мелькает мысль, что надо извиниться. А потом — что сейчас это неуместно.

— Кто? — выплевывает он. — Кто это сделал?

Кошка пожимает плечами, но ничего не отвечает. Вместо нее отвечает Капитан, стоящий в проеме двери и наблюдающий за этой сценой.

— Йеш Горс и те, кто был с ним. Люди. И Твари. Не верхушка, в этот раз их руки чисты.

Томас хмурится.

— Йеш Горс… Он же был мертв… так вот, почему Ника плачет!