Я купил браслет, прибавив на всякий случай оберег с балтийскими рунами и веночек из дуба.
– Священное дерево в нашей традиции, – одобрила продавщица, – в прежней двуязычной прессе так и переводили: “Дуб наш парторг”.
Уже завершая путешествие по трем столицам, я обнаружил четвертую. Ею оказался Ужупис из республики Заречье на излучине Вильни, давшей имя Вильнюсу.
Не в силах исправить этот неприглядный район, здешняя богема сменила его смысл и контекст. Ужупис объявил себя независимым и, обходясь без танков, добился более-менее официального признания. Отсюда можно послать открытку с собственным почтовым штемпелем, у них есть свой президент, свои послы и свой державный символ: ангел на колонне.
– Сколько человек живет в вашей стране? – спросил я у одного из тех, кто ее придумал.
– Около тысячи, но к ним надо прибавить все человечество. Гражданами Ужуписа считаются все, кто одобряет его конституцию, и я еще не встречал никого, кому бы она не нравилась.
Чтобы проверить сказанное, я отправился к невзрачной улочке, вдоль которой вытянулась конституционная стена со скрижалями на 28 языках. Выбрав русский, я внимательно изучил все 38 параграфов и три заповеди: “не побеждай, не защищайся, не сдавайся”.
С остальным спорить тоже не приходилось. “Каждый имеет право на любую национальность”, гласила одна статья, “Каждый отвечает за свою свободу” – другая, и “Каждый имеет право умереть, но не обязан”, подытоживала третья.
Мне больше всего понравился 13-й пункт: “Кошка не обязана любить своего хозяина, но в трудные минуты должна прийти ему на помощь”.
Уезжал домой я гражданином Ужуписа, решив, что меня полностью устраивает конституция, которая не требует от своих котов и подданных ничего, кроме здравого смысла и его отсутствия.
Как ваша фамилия? – строго спросил таксист, нанятый доставлять приглашенных писателей в рижскую гостиницу.
– Генис.
– Вы уверены?
– Увы.
– Ну ничего, какой есть. Будучи русским писателем, – начал он, не успев завести мотор, – вы не можете не понимать, что нормальному человеку нельзя жить в этой стране.
– Почему? – опешил я.
– Потому, – объявил он заветное, – что на их язык нельзя перевести “Бежин луг”.
– Почему?
– В этом неразвитом языке нет придаточных предложений.