— Я сказала, закрой дверь!!!
Закрыл. И чего она? Полотенце было наполовину мокрым, я пожал плечами и обтёр им кровь с рук, чистым углом вытер лицо, остальное под одеждой не видно. Осмотрел кровать — постельному хана, надо попросить, чтоб поменяли. Оторвал у куртки лишний рукав, оделся, напялил ботинки, пересчитал деньги — схожу в магазин, всё равно спускаться. Заодно Женьке девчачьих расходников куплю.
— Жень, я пойду куплю поесть, никуда не выходи, двери никому не открывай, даже если скажут, что комнату убирать. Хорошо?
— Хорошо. Сладкого купи.
Я улыбнулся — это да, они в такие дни жрут за троих. Надо не забыть.
Магазин я нашёл быстро, немолодая дама за прилавком, увидев доллары, стала очень сообразительной, без проблем взвесила мне колбасы и сыра, накидала пакет фруктов, шоколада и печенек, и даже выбрала пачку прокладок, чудом уразумев, что мне надо, по жестам и нелепой пантомиме. Дивная женщина, я б так не смог. Сдачу со стабаксов она не дала, да я и не настаивал — подмигнул и сделал ручкой «пока-пока», она расплылась в улыбке и что-то сказала по-английски. Обязательно выучу этот грёбаный язык.
В фойе гостиницы я долго колотил по звоночку, заспанному мужику, явившемуся на звон, попытался объяснить про постельное, но он оказался не таким сообразительным, как дама из магазина. Отчаявшись показать простынь жестами, я увидел возле телефона пыльный блокнот, выдрал оттуда страницу и стал малевать лежащей рядом ручкой кривую кровать:
— Вот, — я злобно ткнул в рисунок пальцем, — кровать, понимаешь? — сложил ладони под щекой, закрыл глаза, — спать, кровать! — Мужик закивал, я нарисовал на кровати пятиугольную (так получилось) простынь и подушки, широко перечеркнул крестом, бросил ручку, не удержался и порвал листок надвое, — хана нафиг! Андэстенд мой шпрэхэн?
— О, рюськи хана! — радостно закивал он. — Андэстэнд, да! Понимать! Хана — понимать! — я облегчённо выдохнул, мужик ушёл, вернулся со стопкой белья и почти без акцента заявил, — десять долларов!
Я пожал плечами, бросил на стойку мятую купюру, не моё — не жалко, подхватил бельё и поднялся в номер.
Женька всё ещё была в ванной. Я нахмурился, вытащил из пакета прокладки, постучал и приоткрыл дверь, старательно отвернувшись, раз уж она такая стеснительная, мне не сложно:
— Жень, я тебе покрышек купил, — протянул руку в щель, дверь неожиданно открылась на всю, Женя вышла, на ходу вытирая волосы маленьким полотенцем. Большое оборачивало её от подмышек до колен, я залюбовался, как переливаются капли на её плечах, застыл с протянутыми прокладками и глупой улыбкой.
Она нахмурила брови, перестала вытираться, посмотрела на упаковку в моей руке, потом на моё лицо, опять на упаковку… потёрла лоб, опустила голову и прошептала:
— Ой дурааак…
Отвернулась и отошла к окну, продолжая вытирать волосы. Так, я чего-то не знаю?
Повертев коробку в руках, я бросил её на кресло — нормальная коробка, проблема не в ней. А в чём? До секса она вела себя вполне нормально, а после я её не видел — она ушла в ванную. Спали мы не долго, меньше часа, солнце подняться не успело, не могло за это время что-то случиться… Или могло? Или не после секса? Да ну на фиг, во время секса ей всё нравилось, я помню.
— Жень? — я подошёл, обнял её, на руку капнуло несколько холодных капель и одна горячая. — Ты что, плачешь?! — Яразвернул её к себе, заглянул в лицо, стал вытирать слёзы. — Да что случилось?! Женя, блин, будь человеком, я щас с ума сойду!
Она посмотрела на меня долгим, грустным, чуть насмешливым взглядом, потом перевела глаза на кровать… на мятую, окровавленную кровать. Твою ж дивизию! Я хлопнул себя по лбу.
— Ой дурааак! — обнял её, заглянул в лицо, — ты что, девственница?
— Уже нет.