Книги

Цветы эмиграции

22
18
20
22
24
26
28
30

Роза села напротив и приготовилась к долгой беседе, отметив кипу бумаг перед членами комиссии.

– Изучив ваше досье, мы взяли на себя смелость пригласить вас на работу. Не скрою, что решающим фактором в выборе кандидата на эту должность явилось ваше знание русского языка и блестящая защита вами дипломного проекта, – продолжал говорить седой мужчина.

– Вот основные направления вашей работы, – женщина со строгим лицом придвинула к Розе папку.

Третий за столом записывал вопросы и ответы.

«Как на допросе», – подумала Роза про себя.

– Да, – сказала она и подписала рабочий контракт на один год. Временный, с последующим продлением по согласию обеих сторон.

Роза согласилась не потому, что предложение поступило из правительственных структур, а потому что сама выстрадала путь беженца, эмигранта, больной и мучительный. И на этом пути человек умирал и рождался заново. Ей хотелось помочь им.

Роза познакомилась с требованиями и обязанностями. Ничего нового не нашла для себя: надо молчать, наблюдать и записывать. Делать то, что делала всегда. Правда, работодатели не знали об этом, как и о дневниках, где почерк с каждым годом становился всё увереннее, а выводы – смелее.

Начиная с конца 90-х годов в Европу хлынул поток эмигрантов из Восточной Европы. Роза работала в секторе по приёму переселенцев из Восточной Европы.

Ей нельзя было общаться с этими людьми ни под каким предлогом, рассказывать о своей работе, приближённой к статусу федерального агента. От её выводов зависела дальнейшая судьба опрашиваемых беженцев.

В июне она оканчивала магистратуру, в августе должна была приступить к работе «психолога-консультанта».

За оставшийся месяц Роза подыскала себе новое жильё, вывезла вещи из студенческого кампуса и докупила вещи первой необходимости. Родителям, спросивших о её работе, ответила, пожав плечами:

– Детское учреждение какое-то в Дюссельдорфе.

– Ну и хорошо, – легко согласился с ней отец, – дети – дары от Бога.

Отец погрузился в религию полностью. Вместе с матерью ходил на собрания в католическую церковь, которая стала его домом. Дети выросли и разъехались в разные города, а они с женой занимались тем, что им нравилось. Так же как в Казахстане, читали Библию, пели псалмы, пили чай с пряниками, которые его жена пекла и в Германии. Никто никого не наказывал за любовь к Богу, естественную и необходимую для каждого человека. Жена стала чаще жаловаться на головные боли, но выглядела опрятнее, чем в прежние времена. В редкие встречи с детьми задавала им одни и те же вопросы, когда же она будет держать на руках внука или внучку. Ей хотелось внучку, весёлую и улыбчивую, как Вальтер. Но ни сын, ни дочь не отвечали на эти вопросы.

– Перестарок, кто ж такую замуж возьмёт? – думала мать, глядя на дочь.

А дочери было не до замужества.

Работа, поначалу казавшаяся лёгкой, высасывала из Розы все силы. Она не смогла отгородиться от услышанных историй щитом, как посоветовали в Федеральном управлении. Глаза, по которым Роза должна была вычислять ложь, говорили чаще всего правду. Не будут люди бежать из родных мест без причин. Значит, плохо им было. Как было плохо её семье, которую хотели наказать, чтобы поставить галочку в служебном списке. Роза до сих пор съёживалась, когда вспоминала презрительные взгляды одноклассников. А подруга, которая день и ночь жевала у них дома мамины пряники, отворачивалась при встрече, отводила глаза в сторону.

Что могли знать работники управления, живущие в тепле закона, про всё это?

– Фрау Ган, вы не должны сочувствовать беженцам или переселенцам, ваша задача – констатировать факт, присутствие или отсутствие лжи, никаких эмоций, – напомнили ей ещё раз в первый день работы.