После парикмахерской их повезли куда-то дальше, остановились перед огромным зданием с большой круглой дверью. Стеклянная дверь вращалась, отец пыхтел и старался из всех сил удержать её, чтобы остальные успели пройти вместе с ним. Командирша подошла, молча впихнула его в зал и стала показывать, как пройти внутрь.
Они шли за ней, добрались до комнаты, где сидел мужчина в наушниках.
– Мы приехали на телестудию. Вам будут задавать вопросы, расскажете обо всём, что с вами приключилось, я переведу на немецкий язык, надо говорить громче и внятнее, – приказала командирша.
Что-то затрещало, потом на табличке перед дверью вспыхнул красный свет и начался отсчёт: 5, 4, 3, 2, 1. Начался прямой эфир. Девушка выпрямила спину, приподняла голову и с улыбкой начала задавать вопросы. Родители вздыхали и рассказывали свою историю. В конце передачи у отца задрожал голос, а мать заплакала.
– Не хотите передать привет вашим знакомым в Советском Союзе? Они вас слышат?
– Да.
– Расскажите им, как вы устроились в Германии.
Отец взволнованным голосом перечислил всех своих знакомых из Саратовской области и сказал уже в конце, надрываясь:
– Не переживайте за нас. Мы живы и здоровы, поселили нас в большом доме, в котором внутри находятся туалеты и ванные вместо бани, нас обули и одели, накормили и напоили, мы находимся не в тюрьме.
– Такими эти люди приехали к нам, – красивая девушка улыбнулась и показала газету, где с фотографии на первой полосе они смотрели в объектив в день приезда. Жались друг к другу, потерянные, в серой и неприглядной одежде. – Уже больше месяца они находятся на территории ФРГ, потому что в Советском Союзе их ждала расплата за веру в Бога.
Девушка, меняя тембр голоса, рассказывала историю их семьи. Розе казалось, что всё это происходит не с ними, а с другими героическими людьми. Мать с отцом играли свою роль без голоса: по мимике и жестам Роза читала их страдания, они не врали, родители были честны, искренне переживали и не знали, что будет с ними теперь. Откуда им было знать, что они стали участниками игры в холодной войне двух систем: социалистической и капиталистической. Кукловоды водили их по расчётливому кругу, орошаемому слезами родителей и наполненному страхами детей.
Ведущая повернулась к ним:
– Вы хотите назад в Казахстан?
– Да, да, я хочу домой! – захлопал в ладоши Вальтер, подпрыгивая на месте от радости.
Девушка на мгновение растерялась, затем улыбнулась ласково:
– Обязательно поедешь, когда вырастешь.
Отец ошибался. Они находились в тюрьме. На улицу выходить не разрешали, ключи были у командирши, еду им готовили люди, которые приглядывали за ними; жили по распорядку, который составляли не они. По утрам приезжали учителя по немецкому языку и помощницы по дому. Одна из них вытирала и без того чистую мебель, пылесосила чистые полы и готовила еду, которая им всем была не вкусу: суп, похожий на компот, мясо или рыбу без запаха, овощные гарниры, заканчивали обед и ужин десертом. На столе стояла большая ваза с деревянными яблоками и грушей, большими чёрными сливами и апельсинами. Да, и рекомендовали пить воду каждый час. Вальтер и Роза занимались немецким языком в кабинете, а родители в гостиной. Уроки шли по четыре часа каждый день. Командирша велела всем забыть про русский язык, чтобы дело сдвинулось с мёртвой точки. Роза по утрам спрашивала у родителей:
– Что у меня в руках?
– Хлеб, – смеялся Вальтер.
– На немецком, – строго пресекала она братишку, который показывал язык и убегал от неё. Он был несносный, не подчинялся никому, даже командирша спускала ему выходки и делала вид, что не видит его шалостей. Вальтеру прощали всё за весёлый нрав и теплоту, которая исходила от него волнами и грела окружающих.