Глава 1

На людей даже Двуединому не угодить. Всю весну ныли, что на улицу без плаща не выйти, а стоило солнышку припечь по-летнему, как уже через неделю начали ставить ему в пример давешнюю промозглую хмарь с непрерывной моросью.

ЭрТар из-под козырька ладони прикинул расстояние до города и, со вздохом развязав рукава обернутой вокруг бедер айсты[2], натянул ее на потное тело. Смуглую кожу горца не страшил даже полуденный зной, да и на правила приличия ему было глубоко плевать, но в одних штанах (и уж тем более без них) его могли принять за раба или нищего, коих в Орите было великое множество, и забавы ради вытянуть плетью вдоль хребта. Так что, увы, придется потерпеть.

Тишш уныло плелся следом, по-собачьи высунув язык. Пружинящая походка кошака стала до того угловатой, что больше напоминала хромающую, кончик хвоста клонился к земле, как чахнущий пшеничный колосок, но, коснувшись ее, неизменно отдергивался. И коротко остриженную шерсть, и свисавшие по обе стороны хребта сумки густо покрывала дорожная пыль, еще позавчера бывшая грязью.

Не жаловалась только природа: желтый крап одуванчиков жадно впитывал солнечные лучи, становясь гуще с каждым часом. Черноволосая смуглянка в платье из некрашеного полотна собирала пахучие солнышки в корзинку, аккуратно обрывая стебли у самой земли — чем длиннее они, тем дороже. ЭрТар белозубо улыбнулся, девушка, смутившись, хихикнула в узкую, перепачканную пыльцой ладошку, но заводить знакомство не пожелала, отвернулась. В траве мельтешили скворцы, выклевывая из дерна жирных белых личинок. На полого уходящем вверх холме по другую сторону дороги привольно раскинулось лоскутное одеяло возделанной земли: сугробы цветущих садов, бисер картофельных всходов, частоколы обвитых хмелем и виноградом опор, щетина злаков и редкие дыры непаханых наделов с тусклой порослью сорняков — видать, хозяин съехал или не сумел оплатить ирну.

Тишш ткнулся в хозяйскую ладонь сухим и шершавым, как хлебная корочка, носом. Парню лень было даже пальцами в ответ пошевелить, и кошак принялся разочарованно прихватывать их кончиками клыков.

— Другие, между прочим, — язвительно напомнил ЭрТар, отмахиваясь, — на вас еще и ездят, а не только поклажу возят.

Дымчатый кис обиженно муркнул и отстал. Вообще-то корлиссы не годились для верховых прогулок — слишком быстро выдыхались. Оседлывали их больше ради развлечения и разминки, да еще на скачках по праздникам.

Впрочем, путь мог стать еще дольше, если бы какой-то добросердечный селянин на телеге — он не назвался, а парень не стал расспрашивать — не подвез горца до пригорода, заставив расплатиться выслушиванием нудных разглагольствований о будущем урожае и еще более пустопорожних жалоб на дороговизну полевых и скотных ирн. Поскольку масленая ряха мужика расползалась едва ли не шире плеч, за время разговора успев сжевать целое кольцо сушеной колбасы, прибеднялся он неубедительно.

К сожалению, на развилке телега свернула с тракта, и остаток пути, примерно шесть выстрелов[3], пришлось молотить пыль на своих шестерых с половиной — если считать Тишшев хвост.

Других дураков путешествовать в такое пекло не было, как и очереди на вход в город. Прекрасно.

ЭрТар подозвал корлисса, поймал волочащийся за ним повод и намотал на руку. Намордник надевать не стал — правилами дозволялось подвесить его к ошейнику и самому решать, склонен ли кошак цапать прохожих (а хозяин соответственно оплачивать цапнутое). Горец крепко сомневался, что Тишш вообще умеет кусаться, но совсем без намордника в равнинные поселения не пускали, а у входа в общественные заведения его требовали застегнуть.

Ориту, как и все древние города, окружала диковинная стена из многослойно переплетшихся и слившихся прутьев толщиной с хороший тополь. Снаружи и поверху она щетинилась шипами длиной с руку (на которые в воспитательных целях насаживали преступников), а изнутри поражала зеркальной гладью шлифовки. Дхэры то ли утратили секрет создания подобных оград, то ли это было чересчур трудоемко, но возникающие в них дыры латались обычными камнями и цементом, из-за чего издали стена выглядела как сорочье гнездо, обмазанное глиной поверх прутьев.

Створки ворот, хоть и пристегнутые к стенам двусторонними крюками, все равно умудрялись уныло поскрипывать на ветру. Проем перегораживала жердь на рогатинах, возле которой несли караул два обережника: бывалый вояка со щетинистой разбойничьей рожей и молоденький, еще безусый парнишка, державший высокое копье-двойчатку как святыню. Последний, выпятив тощий кадык, напряженно следил, как путник приближается к заветной жерди-границе.

— А ну, становись для досмотра! — с положенных семи[4] шагов гаркнул юнец, безуспешно пытаясь придать ломкому голосу надлежащую строгость. Его напарник только лениво поскреб голову под шлемом и, надвинув его обратно, вразвалочку поплелся к горцу.

— Ну куда идешь, чаво везешь? — заученно пошутил-осведомился он.

ЭрТар молча сунул подошедшему обережнику загодя приготовленную и развязанную грамоту, лишая надежд на торговую пошлину. Парнишка разочарованно отхаркался и сплюнул — видимо, полагая, что это выглядит невероятно мужественно, — и отвернулся в сторону города.

— Ага… эге… хм… — Обережник с таким умным видом изучал бумагу, словно умел читать. Подлинная, но из-за рассеянности чиновника поставленная вверх ногами печать ввела в заблуждение уже не одного проверяльщика: лицензию они держали соответственно ей, а не буквам. — Головокрут, значит…