– «Реми мартен», – сказал официант.

Пожарский молча кивнул, посмотрел вслед официанту и произнес:

– Сейчас это место смотрится как забегаловка. А когда-то это было модное заведение. Здесь встречались бандиты, чтобы тему обтереть, снять девочек, которых здесь было множество, и все красавицы. За стеклянными стенами – зал отправления морского вокзала, откуда люди выходили на пирс, где стояли белые лайнеры, увозившие всех этих счастливцев в прекрасную заграничную жизнь. И девчонки приходили сюда, чтобы посмотреть, прикоснуться к мечте….

– Я бы хотела… – начала было Вера, но Семен Ильич не дал ей договорить.

– Я уже принял ваши извинения.

– И все же. Хочу сказать, что мои ребята действовали так, как я учу их действовать в подобных ситуациях. У нас ведь давным-давно нет таких наездов, никто не отжимает долю в предприятиях – по крайней мере, так примитивно. Есть рейдерские захваты, возможно, но там совсем другая схема. И тем не менее простите.

Мужчина посмотрел на нее и кивнул.

– Принято. Но вообще это моя вина. Дело в том, что я думал, что все в России, как прежде, как в девяностые, и решил вести себя соответственно. Но я не наезжал на вашего приятеля.

– Моего клиента.

Подошел официант, выставил на стол заказанный кофе и пузатый бокальчик с коньяком; после чего пожелал приятного аппетита так, словно эти двое собирались здесь обедать. И молчавший все это время Пожарский усмехнулся, а когда официант отошел на достаточное расстояние, продолжил:

– Может быть, он и ваш клиент. Но дело в том, что он мне по жизни должен. В свое время… То есть как раз в то самое, когда в России – сами прекрасно помните, что было, ваш клиент держал придорожную палатку на трассе в Мурино, где делал шашлыки, а в сезон продавал арбузы и дыни… У меня была бригада, и мы крышевали его бизнес, особых денег не получали с него, но всегда могли подъехать и угоститься шашлычками. А потом он сдал нас как вымогателей… Самое обидное, что мы с пацанами за него реально впрягались, на разборки мотались, где чуть ли не до перестрелок доходило из-за одного вонючего ларечника… А потом еще моим ребятам дали условный, а меня отправили на реальный срок. Вот зона и поломала меня, изменила, суровым сделала, но там были строгие учителя.

– Сева Колымага, например, – Вера в очередной раз показала, что она в теме и знает многое.

Пожарский кивнул.

– Но он-то как раз самый добродушный. Потом я освободился, и Яшкин дал мне адресок своей жены, потому что мне некуда было податься. Я позвонил в дверь ее старой квартирки, она открыла, и я, если честно, обомлел… Она же моложе меня была тогда на три года, а самого Колымаги лет на тридцать. Чего рассказывать… Я был никто и ничто, а она не просто симпатичная, так еще с понтами. «Какой ты дикий!» – любила повторять она. Хотя уже потом, когда оказался на Мадагаскаре, почувствовал себя невероятным дикарем. Ни французского, ни английского не знаю. Ни бе ни ме, как говорится. В школе учил немецкий, но помню только одну фразу «Их бин хойте классен орднер». Слава богу, нашелся местный мужик, который учился в Советском Союзе, и согласился меня обучить и французскому, и местным обычаям. Он-то и познакомил меня с нужными людьми, которые помогли потом и землю в аренду взять, и предприятие открыть.

– То предприятие, в котором соучредителем, то есть вашим партнером, была Нина Марфина?

– Другое, – отмахнулся Пожарский, нисколько не удивляясь тому, что Бережной это известно.

– А «Золотая рыбка»?

– Я же сказал – другое. А на вопросы, связанные с моим бизнесом, я отвечать не буду, потому что они касаются коммерческой тайны и интересов моих бизнес-партнеров. Я приехал на эту встречу, чтобы принять ваши извинения, выпить кофейку, посмотреть на вас, и все.

– Что вы сами думаете по поводу убийства Леонида Борисовича? Ведь рано или поздно, а скорее всего, очень скоро, следствие будет считать вас главным подозреваемым.

– Не будет! Я уехал, а он был еще жив. Он оставался там…