Книги

Цурюк

22
18
20
22
24
26
28
30

— Загнуться может. Лучше я приеду к тебе вечером в «Националь», — хлопнув его по заду, Майзель выскользнула в коридор. Яков вздохнул и направился в кисло пахнущий порохом и скотобойней подвал Лубянки. Его встретил привычный звон мириада мух.

— Фамилия! — он рывком поднял за белую бородёнку широкое лицо в кровоподтёках.

— Я Бадмаев. Старик, сто девять лет. Меня вся Россия знает, а ты не знаешь.

— Отчего же? Наслышан. Крестник царя, Гришки Распутина приятель. Да за одно это я тебя сейчас — в штаб к Духонину… Именем пролетарского гнева! — привычно принялся драть глотку Блюмкин.

— Замолчи! Какой ты пролетарий? Гляди мне в глаза… — ровным голосом приказал вдруг старик. — Тебя Янкель зовут. Ты из рода раввинов-каббалистов. Всё-таки пришёл. Шибко ждал я тебя.

— Зачем ждал? — пробормотал ошарашенный чекист. — Ты сбрендил, старый?

— Силу передать. Мне нельзя умереть без наследника. Говна в тебе, конечно, много. Да делать нечего теперь… Возьми мою руку. Так…

Находясь под гипнозом его тихого голоса, Яков послушно взял в свои руки склеротическую жёсткую кисть. Из-под ногтей Жамсарана сочилась кровь — Майзель поразвлекалась с булавками. Вторую ладонь Бадмаев водрузил ему на лоб и забормотал заклинания на неведомом восточном языке.

«Силу — это хорошо…».  — успел радостно подумать Блюмкин перед тем, как окончательно покинуть тело. Бормотание старика переросло в громкий заунывный напев…

С трудом разлепив глаза, Яков извлёк из кармана френча золотые часы с гравировкой «Ники от Аликс с любовью»… Он находился в отключке не меньше сорока минут. Старик сидел напротив в той же позе, даже не попытавшись смыться. Только черты его как-то заострились, а лицо приобрело синюшный оттенок.

— Эй! Гражданин Бадмаев! Аллё-гараж! Ты чо тут типа, помирать собрался? А как насчёт силы?

— Сам всё увидишь. Мне домой пора… Ждут… — еле слышно прохрипел Жамсаран.

— Ну, домой тебя, положим, никто ещё не отпускал.

— Заткнись, времени нет. Слушай… У тебя девять жизней. Первый раз убьют в Европе, в этом году. Потом в Тибет поедешь. Без Тибета ваша власть долго стоять не будет. Там главное тебе — немцев опередить. На моей даче в Горках на чердаке лаковая шкатулка. Прочтёшь и сожжёшь — по-тибетски теперь знаешь.

— Хорош загибать, папаша! — прищурился было в ответ Яков, и вдруг осознал, что весь предыдущий диалог они вели на лхасском литературном наречье, которое, как известно, сильно отличается от разговорного диалекта предгорий.

— Ни-хуа себе едрёна цзамба… Слышь, дед, а что там Дзержинский лепил про какой-то бубен?

— Бубен на даче, — прошептал старик, закатывая глаза. — Себе возьми, Феликсу не давай. Амба Шаман Энлиль — это ключ. Где двери — узнаешь на карте. Карта в шкатулке. Всё, пора мне… Мирбаха убей, слишком много знает…

— Ну, папаша, глядите, если вы мне набрехали! — Блюмкин пружинистым шагом вышел из камеры, услыхав в спину:

— Да пребудет с тобой сила…

Мёртвый старик продолжал сидеть за столом в той же позе, загадочно улыбаясь сквозь полуприкрытые веки. На его голову по-хозяйски рассаживались жирные лубянские мухи.