— Докладывай, офицер, живее, я подожду. Захвати бутылочку виски, если она у тебя есть. Во рту дерет, что я забыл имя любимой тети из Филадельфии.
Офицер приветливо махнул рукой, убежал. Караульные заулыбались, карабины опустили. Любопытные солдаты безбоязненно вышли из укрытия, пытались заговорить с десантниками. Те откашливались, тупо молчали, опускали глаза.
— Только бы Симаков успел спуститься по ту сторону Баярд, — подумал начальник штаба и, полуобернувшись, тихо шепнул командиру первой роты капитану Степанову: — Передайте по колонне, приготовиться.
— Господин майор, — смело обратился к Коноплеву сержант Кевин, подойдя вплотную. — Почему ваши десантники молчат, словно воды в рот набрали?
— Контузия! — произнес Коноплев строго. — Лучше тебе, сынок, этого не знать. Так долбануло всех по ушам, что языки к небу прилипли. Стакан воды на завтрак покажется яичницей с беконом. Это было жесть!
— А-а-а?! — удивился откровенно Кевин. Спешно достал полпачки сигарет из внутреннего кармана шинели, припрятанных на особый случай и, глядя больше сочувственно, чем недоверчиво, сунул одному из десантников в руку. — Курите, парни…
Британский офицер, добежав до укрытия, отбросил брезент, нырнул к телефонисту. Темень и спертый воздух встали стеной. — Черт, Огден! Ты куда подевался, раззява? Бегом ко мне! — крикнул офицер негодующе. Никто не отозвался. — Что происходит, куда все подевались? Почему фонарь потушен? — взволновался британец, щелкнул зажигалкой. Бледный огонек тускловато осветил просторную времянку и тут же потух. Чья-то сильная рука сзади обхватила его и, словно клещами, сжала кисть, что-то острое, проткнув шинель, больно уперлось под лопатку.
— Ух, ты! — вскрикнул невольно брит, дернулся вправо.
— Тихо, дядя, тихо! — прозвучало грозное предупреждение на английском с акцентом.
— Кто вы? Отпустите, мне больно, — взвыл британец, — рванулся вперед, падая грудью на стол.
— Не дергайся! — застыла фраза в памяти Барлоу.
Разлитая боль в затылке от удара пяткой ножа притерла фейс к столу…Гремела, падая посуда. Звенел истошно телефон. Теплая кровь стекала по шее на стол, образовав небольшую лужицу. Рвотный комок подступал к горлу. Брит напрягся, попытался осознать, что произошло, оторвал голову и тут же потерял сознание.
Наверху послышались выкрики, нецензурная брань, шум коротких рукопашных стычек. С северной набережной донеслись выстрелы, взрывы гранат. Тревожно завыла сирена в центре города.
Коноплев, услышав звуки боя, понял, что третья рота на севере облажалась, раскрыта, принял мгновенное решение — действовать незамедлительно. Не дать врагу усомниться в их легенде.
— Где ваш офицер? — рыкнул начштаба, достав пистолет из кобуры. — Черт подери всех! Сержант, открывай шлагбаум, я приказываю! Боши ворвались в город.
— Есть, сэр! — отозвался доверчиво дежурный Кевин. — Открывай! — подал команду.
Англичане шустро и безропотно подняли шлагбаум, оттянули заградительную проволоку, стальные надолбы, пропуская американцев на блокпост и в город с юга. Они не поняли даже зачем их разоружили суровые молчаливые янки.
Щелкнул затвор ракетницы. Зеленые гроздья рассыпались над темными водами Мааса. Затарахтела в километре баржа. Глаза майора Коноплева, наблюдая за падением выпущенной звезды, светились радостным, лихорадочным блеском. Офицер верил в успех операции. Вдохнув полной грудью воздух, прохладный, чистый, закашлялся. Через минуту скомандовал твердым голосом: — Занять оборону. Приготовиться к бою. Орудие на Динан…
Сирена выла настойчиво, протяжно, душераздирающе, как будто бы пыталась поставить в строй не только гарнизон, торопливо собранный из тыловых подразделений заднего эшелона, военной полиции и армейского персонала Воздушных сил, но и павших защитников Динана за всю ее многострадальную историю.
— Вот разревелась, не успокоится, — пробубнил сердито командир первой роты капитан Степанов, подойдя к Коноплеву на наблюдательный пункт.