В глазах вождя появились радостные искорки.

Нет уже линий фронтов — одни наколки от флажков. И только один большой флажок в центре Берлина. Враг повержен. Гитлер повержен. Именно им повержен. Советским народом повержен. Именно Красная Армия стремительными ударами вышла к линии Зигфрида, встретила там американцев и не допустила на территорию Германии. Мы главные победители! Кто это оспорит? Поэтому на Потсдамской конференции будем диктовать свои условия.

Прежде всего территориальные претензии к Германии. К СССР должна присоединиться вся Пруссия: и Восточная, и Западная, а не треть с Кенигсбергом, как оговаривалось на Ялтинской конференции. Польше достаточно Силезии и двух третей Померании. И это даже много. Она двулична и всегда будет подыгрывать Англии. Берлин — не четыре контрольные зоны, а одна — советская.

Обязательно решить территориальные претензии к Турции. Наше требование благоприятного режима для СССР в Черноморских проливах основательно и убедительно.

Сталин сделал новую затяжку папиросы и, постояв в задумчивости над картой, усмехнулся:

— А ведь все началось с Арденн…

В памяти вождя невольно всплыл образ немецкого антифашиста Ольбрихта. СМЕРШ тогда хорошо с ним поработал. На стол лег коварный план союзников «Немыслимое» о нападении на СССР после разгрома фашистской Германии. Он, Сталин, извлек пользу из полученной информации. Он позволил Гитлеру обескровить американцев, задержать в Бельгии, не пропустить за линию Зигфрида. Он столкнул лбами лучшие боеспособные танковые дивизии СС, Вермахта и англо-американцев. Когда они терзали друг друга, Красная Армия, подготовившись, нанесла смертельный удар по Берлину. Капитуляция Германии была предрешена. Сопротивление было бесполезным. Даже оголтелые нацисты сложили оружие, когда их «вождь» — двойник Гитлера, во всеуслышание, объявил о капитуляции. Отряд СМЕРШ провел тогда изумительную операцию. В Москву был доставлен не только двойник Гитлера, но и труп этого мерзавца. По счастливой случайности, бомбы, сброшенные американцами, угодили в эскорт, следовавший через Арденны в Берлин.

— Собаке — собачья смерть! — подытожил Сталин мысленный разговор и растер окурок в малахитовой пепельнице. — Где сейчас этот Ольбрихт? — подумал вдруг Иосиф Виссарионович. Кажется, Берия докладывал, что он лежит в больнице, говорил — в коме. Надо выводить из комы. Хватит лежать. К США появилось много вопросов. Что поведает ему прорицатель…?

Сталин взял отточенный красный карандаш. Чуть прищурился. Зрачки потемнели. Не садясь, написал твердым слитным почерком на календарном листе: — США — ядерная бомба. Берия, Ольбрихт, — и поставил жирный восклицательный знак. — …Вот теперь, товарищу Сталину, можно и поспать… Прожит яркий день. День Победы! А завтра? — Сталин вздохнул устало, ответил: — Будет день, будет и пища, — подумав, добавил: — Из пепла возрождаться будем, будем строить светлое будущее… Здесь большое поле работы. Всё это ляжет на плечи Русского народа…