Ольбрихт с трудом поднялся с земли. Его тут же подхватил Степан. Они медленно двинулись к «Кондору». Увидев Следопыта, Франц с болью выдохнул: — Сержант, несите Шлинке в самолет… Пусть в России отдадут последние почести герою. Мы улетаем…
В самолет Франца занесли на руках. Сам он двигаться не мог, обессилел от кровопотери. Сильные руки бортехника помогли подняться и Инге. Девушка была на грани нервного срыва. Зайдя по трапу, она тут же опустилась на пол.
Следопыт замыкал группу, грузно ступая по приставной лестнице. На руках богатырь нес командира. Поднявшись в самолет, обвёл всех мрачным взглядом, уложил Константина рядом с Ингой, прогремел механику: — Задраивай люк, командир, теперь можно лететь.
«Кондор», вырулив на взлетную полосу, остановился. Выйдя на максимальные обороты четырех двигателей, побежал тяжело и мощно. Замелькали развороченные объекты аэродрома. Впереди в небе уже набирали высоту два «мессершмитта». Сзади выруливали еще три самолета, управляемые русскими асами.
«Кондор» оторвался от земли. Миша посмотрел на лежащего Франца, на Ингу, перемещенную в кресло, вздохнул с облегчением: — Домой! Летим домой…
Франц очнулся от перепада давления во время набора высоты. — Где он? Где? — застонал немец, приподняв голову. — Помогите подняться.
Миша положил руку на грудь Франца, прижал слегка к подушке, произнес тихо: — Мы взлетели, Франц, набираем высоту. Не двигайся. Береги силы.
— Где фюрер? — громче спросил полковник. — Подведите его. Дайте взглянуть.
Михаил подал знак танкисту. Степан, морщась, крепко ухватился за шинель нациста, поднял Гитлера с пола, толкнул вперед. — Пшел, скотина!
Фюрер был жалок до отвращения. От него шел запах мочи и крови. Он дрожал от страха. Слипшиеся волосы сползли на кровоподтечный левый глаз и придавали нацисту еще более карикатурный вид. Правый глаз лихорадочно светился, бегал по сторонам.
Когда Гитлера подвели к Францу, который лежал на его диване, с перевязанным плечом и укрытый шинелью, нацист задрожал сильнее. Он хотел что-то сказать, но зубы стучали, что он не смог произнести слова, только выдавил улыбку.
Франц всматривался в землистое лицо Гитлера. Оно сливалось с шинелью серо-мышиного цвета. — Что в нем не так? — проскользнула гнетущая мысль. — Это Адольф Гитлер! Тот же овал лица. Те же усики «Toothbrush», схожие с зубной щеткой. Остронос. Тяжелые мешки под глазами. Дряблая кожа, покрытая капиллярной сеткой. И этот страх в глазах, панический страх. Это же вождь нацистской Германии!
Губы Франца разошлись в улыбке. Из груди вырвался облегченный возглас: — Это он…!
Вдруг Франц дернулся, как будто рука дотронулась до оголенного электрического провода. Он открыл шире глаза, прошептал: — Наклоните ближе.
Степан держал крепко нациста за шиворот. Поняв фразу шефа, резко потянул фюрера вниз. Гитлер вскрикнул, упал на колени.
Под левым ухом фюрера Франц заметил небольшую родинку. — Шайзе! — вырвалось проклятье из уст разведчика. Он остервенело, словно клещами, сжал пальцами здоровой руки лицо нациста и отбросил от себя. — Швайне! — И в эту минуту он почувствовал сильнейшую головную боль и крик из глубины мозга: пронзительный, разрушающий:
Франц приоткрыл рот, чтобы ответить, и будто бы ответил, как его голова безвольно откинулась на подушку, а слова потонули в новой волне звуков: безмерно мощных и раскатистых:
Глаза вздрогнули, открылись. Мягкий, приглушенный свет освещал комнату. Тихо гудела контрольная аппаратура, светился экран, на котором постоянно отображалась информация о работе сердца. Лекарство по тонкой трубке стекало и каплями попадало в вену. Через носовую канюлю поступал кислород.
Франц понял, что лежит на кровати-каталке в реанимационной палате. Пошевелил пальцами ног, рук. Они сгибались. Оторвал голову от подушки, опустил со стоном. Слабость неимоверная.
— Лежу в кардиологическом центре. Что произошло? Инфаркт? Сосуды? — потекли мысли. — …Клаус. Клаус… Где ты? Я произнес имя «Клаус». Это кто?… Клаус… Ничего не помню. Какой сегодня день, год? Где я нахожусь…?