Ариана кивнула и поежилась от холода. Они стояли на веранде, застекленной, но неотапливаемой. Когда она выходила проводить Стаса, то не рассчитывала, что разговор продлится так долго. И сейчас, подмерзая, поплотнее закуталась в вязаную мамину шаль.
— Мне нужно ехать, а ты беги скорее в дом. Несложно догадаться, о чем ты сейчас думаешь, но ты не права. Давай договоримся так. Вернем книгу, ты прочтешь ее, и если все еще захочешь к нам присоединиться, я не буду настаивать на предварительной встрече с Советом.
«Он сказал — вернем, — размышляла перед сном Ариана. — Значит ли это, что мы поедем к Галине вместе? Или просто к слову пришлось?»
***
В Москве Ариану встретили привычные три С: суета, сутолока, спешка. Она специально взяла билет на дневной поезд, чтобы не попасть в час пик, но все равно в метро было много людей — нервных, торопящихся. Стоя в переполненном вагоне, Ариана прокручивала в голове разговор с мамой перед отъездом. Они сидели в гостиной, рассматривая старые фотографии, когда та неожиданно спросила:
— Стас ведь не журналист, да?
— Почему? — опешила Ариана. Неужели они где-то прокололись?
— Он как будто всегда настороже. Ты его давно знаешь? Может, он в горячей точке работал или служил где-то?
Ариана пожала плечами. Врать не хотелось, а раскрыть правду она не могла.
— Он когда в комнату входит — сначала найдет тебя глазами, потом просканирует пространство и только тогда расслабляется. Как… как профессиональный телохранитель, вот. У твоего папы есть коллега, бывший военный, тот очень похоже себя ведет. Доченька, ты не попала ни в какую плохую историю? Может, Стаса приставили к тебе защищать от кого-то?
Обостренная интуиция, внимание к деталям — мог ли дар влиять на маму, будучи заблокированным? Получалось, что да.
— Нет, — успокоила чуткую родительницу Ариана. — У меня все хорошо, и сейчас мне ничто не угрожает.
— Сейчас?
— Сейчас и вообще. Не цепляйся к словам.
— Хорошо. Я помню, ты сказала, что у него есть девушка, но…
— Мы просто коллеги, — перебила ее Ариана.
— Да, конечно, — поспешно согласилась мама. — Все, что я хочу сказать, — береги себя, солнышко. Один раз ты уже приезжала к нам, потухшая и почти неживая. Это было страшно. Отец тогда запретил расспрашивать, посчитав, что будет только хуже, и я жалею, что послушала его. Прости, что тогда не поддержали тебя как следовало. До сих пор корю себя за это.
Так вот что имел в виду Стас, когда говорил, что родители испытывают чувство вины. При виде плачущей мамы сердце сжалось от боли, и дар сам откликнулся на сильные эмоции. В этот раз свечение было нежно-зеленым, как первая апрельская трава, с вкраплениями золотистых искорок. Ариана потянулась к дару, желая избавить маму от нелепого чувства вины, которое невольно ей навязала. Не зная, как пользоваться силой, Ариана представляла неиссякаемый живительный поток энергии и направляла его к маме, говоря вслух:
— Я тебя очень люблю, мам. И папу тоже. Даже не думайте, что вы в чем-то передо мной виноваты. Наоборот, это вы простите меня. Мне было так больно, что я ничего вокруг не замечала.
— Ты с детства была такая — ранимая, чувствительная. Я боялась, что кто-то разобьет твое нежное сердечко, а я ничем не смогу помочь. Так и вышло. Не хочу повторить свою ошибку, и сейчас не обижайся, но скажу прямо. Я не знала, кто мой отец, но однажды подслушала бабушкин разговор с подругой: «Я слишком дорого заплатила за свое недолгое счастье. И чужую семью разрушила, и свою не построила». Я так и не решилась признаться ей, что все знаю. И спросить фамилию отца, хотя очень хотелось.