И по заходе солнца комиссия, в составе доктора, одного студента и дьякона, отправилась в Аннушкин дом, чтобы своими глазами узреть оных «бесов». Сидели они, не зажигая огня, причем занимались разговором о самых необыкновенных предметах, потом, по свойственной всем ошпырковцам привычке – рано ложиться спать, задремали.

И вот в одиннадцать часов неожиданный шорох, шедший, по-видимому, сверху, разбудил диакона.

– Вставайте… Бесы… – прошептал он.

И тотчас же все ощутили «сотрясение постройки, яко от ветра или труса», а потом что-то обрушилось на крышу – и все они выскочили на улицу.

Но события, последовавшие за сим, достойны особой главы.

Вернемся теперь к оставленному нами в бочке на пивоваровских складах герою, о котором читатель догадался уже, что это и был пропавший без вести гражданин Иван Зачиняев, он же Ванька Хлыст.

Пребывание в бочке продлилось до вечера, – вечером же, высунув голову, он заметил, что во дворе никого нет. Тихонько подкрался к сторожке. Прислушался.

– И какого чёрта тут стеречь? – говорил один незнакомый голос.

– Чёрта и стережем, – подтвердил сторож. – Слышал, что по городу говорят?..

«Посторонние… Значит, выбраться никак нельзя. Надо дождаться ночи».

Такие соображения промелькнули в Ванькиной голове, – а потом эту самую Ванькину голову осенила совсем неожиданная, даже для него самого неожиданная, мысль…

Примостившись неподалеку от внешних ворот, дождался он, когда сторожка перестала давать хотя бы какие-нибудь признаки жизни, потом пробрался к кладовой номер три и, ощупав замок, заметил, что тот не заперт. Оставалось только открыть дверь, что и было проделано без затруднений.

В одиннадцать часов, как мы говорили, комиссия проснулась от необычайного шума. Доктор и студент выскочили на улицу.

– Лестницу скорей! Лестницу!

Принесли лестницу, влезли на крышу – но на крыше никого не оказалось. Лазили на чердак: ни малейшего звука, ни малейшего намека на чье-либо присутствие. Опять вернулись в дом. Дьякон, оставшийся в доме, рассказывал, что все время скребло и шуршало на кухне. Осмотрели кухню – опять никого.

– Погодите, – предупредил дьякон, – к двенадцати разыграются!

И действительно, в двенадцать часов послышался шум, как бы от падения тяжелого предмета. Доктор попробовал встать, но был свален ударом сапога, обрушившегося ему на голову. Студент пытался зажечь спичку – но та же невидимая сила при помощи летучих предметов погасила ее – и к довершению всего по полу потекла вода.

– И разверзнутся хляби! – напомнил дьякон, но тут заскрипела кухонная дверь, и во дворе громко пропел петух.

Шум прекратился.

Картину полного разгрома представляло Аннушкино жилище после этой достопамятной ночи. Перевернутая кадка с водой, разбитая посуда, разбросанная обувь… Человеческих следов невозможно было обнаружить. Шум был слышен и на пивоваровских складах, но так как источник шума находился вне их территории, то они для милиции не представляли никакого интереса.