— Но не один, — мягко возразил серафим. — То была война. Ты знаешь, ради чего она велась, брат.

— Не называй меня братом!

— Это ничего не изменит.

Пилат раздраженно помотал головой.

— На этот раз ты переступил черту, Падший. Никто не смеет забирать из Библиотеки книги. Ты знаешь это, как никто другой.

— Знаю, — кротко кивнул темный ангел.

— И чего тогда ожидал от меня? Что я отпущу тебя? Я здесь Бог, серафим. Это мои владения. Со мной не совладал никто из твоих собратьев, не совладать и тебе. Я вырву твои крылья, и скормлю их падальщикам.

— И выпьешь мою кровь?

— Нет, — с отвращением бросил Пилат. — Твоя кровь мерзка и ядовита, как у всех ангелов, хоть светлых, хоть падших.

— Ты слишком злобен, брат мой, — покачал головой серафим. — Когда-нибудь ты поймешь это. Что же касается книги — ты отпустишь меня. И ты мне поможешь.

— Это с какой же стати? — издевательски спросил Пилат.

Ободранный ведал любое прошлое и любое будущее. Но будущего ангелов он ведать не мог. Они не были живыми существами в полном смысле этого слова. Они существовали вне времени и вне пространств. Он любил обдирать им, самоуверенным созданиям, крылья, но будущего их не знал. Как и будущего тех, кто с ангелами связался.

Ему нравилась эта неопределенность. Иной неопределенности в его жизни не существовало.

— И это с какой же стати? — издевательски спросил ангела Пилат.

— Я предложу тебе в обмен то, от чего ты не сможешь отказаться. То, ради чего ты склонишься предо мной на колени, и сам пообещаешь все, что имеется в твоем распоряжении. Вот только мне не нужно ничего, брат мой. Только книга, необходимое заклинание и дверь в определенный мир.

— Не смогу отказаться? Ты, верно, обезумел, серафим. Что можешь ты предложить мне, такого, чего у меня нет, властелина башни миров, что описывает всю их историю?

— Разум и шкуры для наших братьев, — тихо произнес ангел.

Пилат застыл. Замер, не в силах издать ни звука. Замолк, неспособный пошевелиться от нахлынувшего чувства надежды. Она ожгла его сквозь старую рану, что рубцевалась больше тысячи лет, но несла отголоски боли до сих пор.

— Шкуры, чтобы укрыться. Разум, чтобы, наконец, жить. Пусть не так, как раньше. Но все же мыслить и жить. Ты не ослышался, Пилат — в моих силах это исполнить. Все в мирах взаимосвязано. Не только мы с тобой, но связаны и события. Мое искупление в тебе и твоем легионе. И в нем тоже.

Ангел мягко положил ладони на плечи сидящему в коляске подростку.