13 марта Политбюро приняло решение отказать иностранным подданным, прежде всего полякам, немцам и японцам в продлении права на жительство в Западно-Сибирском крае. 46Это стало следствием вскрытия групп троцкистов, взаимодействовавших там с иностранными спецслужбами, это дало возможность закрыть иностранные дипломатические представительства по всей стране, включая германское консульство в Новосибирске, которое было рассадником шпионажа.

14 марта Сталин получил донесение Ежова о вскрытии еще одной антисоветской группы националистов, на сей раз в Кабардино-Балкарской автономной республике. Группа состояла из 140 человек, из которых 51 подверглись аресту на момент получения Сталиным донесения. Самой крупной фигурой среди изобличенных был Хамшик Камбиев, председатель Черкесского облисполкома, член ВЦИКа. Ежов просил санкции на его арест и она была получена. Националисты установили союз с троцкистами и захватили целый районы под свое управление.47

Бухарин под следствием

После своего ареста 27 февраля Николай Бухарин прописался во внутренней тюрьме НКВД на Лубянке, под заботливой «опекой» своих не раскрытых сообщников. Он знал, что нарком Ежов и все руководство органов сами были правыми, наверное, это давало Николаю Ивановичу некое чувство защищенности. Свои же, должны помочь ему выкрутится. Конечно, в планы Ежова спасение Бухарина не входило, он не думал хоть как-то рисковать за кого-то, но он обеспечил хорошие условия содержания арестанта. Бухарина никто, ни к чему не принуждал, не пытались выдавить признание незаконными методами, ему предоставили все условия для творческой деятельности. Об этом свидетельствуют многочисленные рукописи, которые были опубликованы после перестройки, он буквально исписался философскими размышлизмами.

Одна из его тюремных работ «Диалектика Гегеля и диалектика Маркса» в начальном отрывке звучала так: «После краткого обзора гегелевой системы в ее целом, уместно остановиться специально на диалектике. Диалектика, это не только метод мышления, но, в первую очередь, совокупность общих законов бытия (природы, истории, мышления). Диалектика, таким образом, есть и онтология. Что касается ее специфического отличия, то оно заключается в противоречивости движения, в столкновении противоположных моментов и в их объединении. Раздвоение единого и единство противоположностей составляет суть диалектики, которая, поскольку мы говорим о диалектике, как науке, ведет свое начало еще от древне греческой философии (особенно Гераклит, Аристотель и т. д.; на пороге нового времени Д. Бруно; в новое время Кант, Шеллинг). В наиболее развитой форме диалектика дана, однако, именно у Гегеля и систематически изложена, прежде всего, в большой «Логике» Терминология, перед которой не нужно смущаться, связана у Гегеля, разумеется, с идеалистическим характером его философии».48 Это лишь начало новых размышлений. Несложно представить, сколько бумаги уходило на это все, что не несло никакой пользы для следствия. Ни к какому другому заключенному не было такого положительного отношения.

И, все же иногда Николая Ивановича отвлекали от писанины, вызывая в кабинет следователь, как ни крути следственный процесс не стоял на месте. Ежов приставил к нему только самых надежных следователей, которые не дали бы Бухарину сказать лишнего. Рой Медведев утверждал, что следователем по делу был помощник начальника 4-го отделения 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР Виктор Ильин, он вел как минимум первый допрос. Медведев описывает это: «Ильин ответил, что бывает там иногда, и велел принести чай и бутерброды. Затем они спокойно беседовали больше часа, причем нить беседы держал Бухарин, казалось бы, не понимавший, где и почему он находится. Неожиданно Бухарин остановился; было видно, что он очень устал. Ильин предложил ему прилечь на диван. Бухарин прикрылся своей кожанкой, положил голову и руку на валик дивана и заснул. Лишь в час ночи его отвели в камеру».49

На доступных сейчас документах значимость роли Ильина не отражена. К подследственному приставили двух следователей – Лазаря Когана и Леонида Чертока. Второй был некогда одним из ближайших друзей и подручных Ягоды, который вел дело Зиновьева-Каменева, обеспечивая молчание подсудимых о многих неразоблаченных преступниках. Чертоки это был целый семейный отряд сотрудников НКВД. В органах служили еще три члена семьи: сестра Софья, брат Михаил и супруга, также София Фрадкина. Над самим Леонидом сгущались тучи, близость к Ягоде оставляла мало шансов на продолжение работы в органах. Черток вел дело Бухарина до первой половины апреля.

5 марта был произведен допрос и очная ставка с участием Бухарина. Сначала его спросили, является ли он членом руководящего цента правых? Он все отрицал, тогда ему снова предъявили факто множества свидетельских показаний против него. Он снова и снова все отрицал, но он признал, что в 1932 году он якобы только сам узнал о контрреволюционной деятельности своих бывших учеников и соратников, он осудил их и повал отношения с ними. Тем самым он признал минимум от всех обвинений, что скрыл заговорщическую деятельность. На этом допросе Бухарин углубился в историю группы правых, рассказав об своих якобы «бывших» соратниках, но пользы для следствия было немного. Потом провели очные ставки с сообщниками: С. Марецким, А. Айхенвальдом, которые заявили, что Бухарин это лидер антисоветской организации правых, сложившейся в резко антисталинском русле в 1928 году. После допрос продолжился, Бухарин старался минимизировать антагонизм легальной правой оппозиции конца 1920-х, он отрицал, что культивировал ненависть к Сталину. Он признал лишь то, что не считал тогда Сталина сильным теоретиком.

Следом допрос снова прервался и прошли очные ставки с А. Слепковым и В. Астровым, ближайшими учениками Бухарина и те подтвердили, что еще с 1925 г. Бухарин культивировал негативное отношение к политике Сталина, который тогда еще имел мало власти, но становился более заметной фигурой. Бухарин и это отрицал. Он отрицал, что в 1920-е годы нарушал законы. На протоколе допроса нет подписи следователей, кто его вел неясно.50

7 марта Коган и Черток организовали очную ставку Бухарина и С.Б. Членовым, который входил в группу правых, который имел возможность выезжать за границу. По заданию Бухарина он летом 1934 г установил там контакт с эсером Марком Вишняковым. Членов сказал во время очной ставки, что Бухарин поручил ему в мае, пригласив в редакцию «Известий». Бухарин сначала расспрашивал его о заграничных поездках, как там были дела. Членов, который два года отсутствовал в СССР, спросил Николая Ивановича, как дела в стране? Тот ответил, что есть достижения, но есть и много безобразий. Так все плавно перешло на политику, Бухарин говорил о том, что надо идти вместе с троцкистами-зиновьевцами, которые, по его мнению, по сути, приняли программу правых, хотя по его же словам с ними были проблемы. Бухарин прямо выразил надежду на то, что оппозиция получит власть. Бухарин прямо сказал, что он, Рыков и Томский возглавляют правые группы. Там же он дал ему поручение встретится с Вишняковым, через которого можно было выйти на Александра Керенского.

Бухарин все эти свидетельства Членова о преступных действиях начисто отрицал, признавая лишь то, что он встречался с ним, мог сказать несколько критичных фраз по отношению к политике Сталина, но на этом все. Он, якобы не говорил о центре правых, их борьбе и не давал никаких антисоветских поручений. Членов в ответ настаивал на своих словах. 51 Сталин получил протокол очной ставки ровно через неделю 17 марта. Бухарин к этому времени продолжал все отрицать. Кажется, он по-прежнему считал, что его личное слово весит больше чем слова тех людей, которые дали против него показания.

23 марта на Бухарина дал показание немецкий коммунист Макс Левин. По его словам в 1930 г. Бухарин резко злобно критиковал Сталина, но этим все не ограничилось, они тогда начали группироваться в подпольные организации. Долгое время Левина не посвящали в дела правых, но в январе 1935 г. он перешел на работу в «Известия», где редактор Бухарин вел свои криминальные беседы. Бухарин прямо заявил, что он, Рыков, Угланов и Томский твердо стоят на правых позициях и требуют усиления борьбы с режимом Сталина. Он добавил, что Сталин враг №1, более опасный, чем германский нацизм. Бухарин назвал ему много имен, но ни одно для следователей не было новым (вероятно Ежов вычеркивал имена правых). В конце Бухарин прямо заявил, что метод борьбы правых это террор. 52Бухарин сказал ему, что в РККА у них мало влияния, надо вербовать новых людей, но на деле почти весь комсостав был уже за правыми (вероятно Ежов редактировал эту часть, выгораживая правых в армии). По поручению Бухарина Членов вел вербовку людей в правую группу.

Еще одно изобличающее Бухарина обращение передал в НКВД Н. Хрущева, который почти сразу присоединился к процессу разоблачения Бухарина. Хрущев передал письмо А.В. Травиной, бывшей сожительницей Николая Ивановича, она написала его еще 17 января, но передано Сталину оно было лишь 27 марта. Травина рассказала о его близости с своими учениками, которым, как оказалось он полностью никогда не доверял. Когда тех стали арестовывать, например Ефима Цейтлина, он предпочел сократить свои встречи с ними. Бухарин вел свою организаторскую работу в Академии Наук, где давно было троцкистское гнездо. С ними он вступил в союзнические отношения. Хотя, с троцкистом Пятаковым отношения у него не сложились, тот с надменностью глядел на него. При этом Бухарин многого не говорил Травиной, видимо не доверяя ей, он скрывал функционирование центра правых, с Рыковым, Томским и Углановым.53 Но и после этого, Бухарин отказался в чем-то признаваться. После этого наступило некоторое «затишье», прерванное Бухариным 15 апреля. Он направил следователю Когану просьбу отправить Сталину письмо. Коган передал письмо начальнику ГУГБ Агранову и тот отправил его Сталину, он получил его 19 апреля.

В длинном письме Бухарин сначала сетовал, что его невинного «привязали к столбу позора» на пленуме, что все его клевали, поливали грязью. Он напомнил Сталину о былых временах и снова заклинал в своей невиновности, указывал, что на него наговорили лжи. Он отрицал свои глубокие расхождения со Сталиным, жаловался на притеснения, что ему больше не давали выступать перед рабочими, устраивали скандалы из-за его книг и признал, что хотел вернуться к большой работе. Он писал, что одинок, что без политики ему тяжело и поэтому он сблизился с Радеком «не зная», что он троцкист. Он вспомнил свое открытое противостояние со Сталиным в конце 1920-х, признав свою крайность, но отрицая, что шел на грязные методы борьбы: «И вот в 1928/29г.г. я в тебе видел воплощение антиленинской тактики. Это глупо, но это было именно так. Остальное навертывалось с логической неизбежностью, но никогда и нигде я не думал о сволочных методах борьбы, о которых говорят клеветники.»

Бухарин сообщил Сталину, что написал книгу, в которой было двенадцать глав, про людей, культуру, историю, общество, социализм, партийное строительство и многое другое, все заняло приблизительно 300 страниц, попросив опубликовать их, хотя бы под псевдонимом. Затем он снова отрицал свою вину и обвинял своих учеников, давших на него показания во лжи. Он пожаловался на то, что в тюрьме нечем толком заняться и на этом окончил.54

Из этого лицемерного письма Бухарина было одно место, наиболее близкое к правде, это его желание вернутся к власти. Свою идеологию в заговорщической правой группе Бухарин строил на утверждениях, что политика Сталина с треском провалилась, не достигла успеха. Но это была очевидная неправда, сталинская коллективизация, которая по мнению Бухарина должна была закончится провалом или вообще крахом советской власти, напротив закончилась победой. Основное число крестьянских хозяйств вошли в колхозы, кулаки были разбиты, власть большевиков укрепилась. Успехи были настолько очевидными, что их в разговорах со своими учениками признавал эти успехи, но в тоже время он продолжал твердить о «провале» сталинской политики. Бухарин, понимал банкротство линии правых (не отказываясь от этой линии) и лично для него дело было уже не в выборе пройденного пути, он хотел власти. Он долго пробыл у власти, эта штука засасывает, как наркотик. Он хотел снова стать величиной, его непомерные амбиции, гордыня стали важными причинами того, почему он стремился избавится от Сталина.

Вячеслав Молотов верно отметил причины их поступков:

«Вот они старались довести до степени абсурда, потому что действительно они были страшно озлоблены. Победа над ними одержана. Конечно, Бухарин был о себе очень высокого мнения, и ему было слишком неприятно, что он провалился. Очень, очень.»55

Когда Бухарин написал это письмо, неподалеку от него, во внутренней тюрьме НКВД находились еще двое заключенных, некогда занимавшие высокие должности в системе власти. Это были Авель Енукидзе и Генрих Ягода.

Арест группы ягодинцев